"Генри Каттнер. Холодная война" - читать интересную книгу автора

тебя работает?
- Вот это приспособление, - я был очень горд собой, - сунет сливки в
следующую неделю. При такой погоде они здесь будут скисать дня два, не
меньше. Зато на будущей неделе пусть они себе стоят сколько угодно, пока не
скиснет. Затем я доставляю их обратно - рраз - и все готово. - Я установил
крынку на салазки.
- В жизни не видел такой бездарной настройки, - сказал, подходя,
дядюшка Лем. - Надо вот так, - он согнул два проволочных конца крестом. -
Сливки как пить дать скиснут во время грозы в следующий четверг. Давай,
Сонк!
Я отправил крынку в следующий четверг. Когда она вернулась,
простокваша, понятное дело, вышла такая, что по ней могла бегать мышь. По
краю крынки полз шершень из следующей недели. Дай, думаю, сгоню. Это была
моя ошибка. Я осознал ее, едва коснулся крынки. Ну и задница же этот дядюшка
Лем!
Он кинулся назад в кусты, визжа от радости, в восторге от своей
выдумки.
- Я снова нагрел тебя, мелочь вонючая, - крикнул он мне. - Пойду
посмотрю, как твой палец торчит посреди той недели!
И как я сразу не догадался. Это же была временная распорка. Когда он
согнул проволоки, он и думать не думал о какой-то там грозе в будущий
четверг, он попросту устроил временное короткое замыкание. Мне понадобилось
минут десять, чтобы вытащить палец из будущей недели и все из-за этой
Инерции, так ее зовут. Когда вы балуетесь со временем, непременно нужно
держать ухо востро, иначе эта Инерция тут как тут. На редкость приставучая.
Я, по правде говоря, не очень-то понимаю, что это такое. Я же еще, извините,
не взрослый. Дядюшка Лем говорит, что уже успел забыть больше, чем я вообще
знаю.
Кстати о нем. Дядюшка Лем уже почти скрылся из виду, когда я наконец
освободился. Вне себя от ярости я бросился за ним. Поверите, я готов был
убить его на месте. Я побежал за ним, как есть, не успев даже переодеться
по-людски в одежду. Дядюшка-то передо мной бежал весь из себя расфуфыренный.
Не иначе собрался куда-нибудь искать себе приключений на голову.
Однако же знает кошка, чье мясо съела. Дядюшка Лем, похоже, начал
раскаиваться в содеянном. Я догонял, и навстречу мне неслись обрывки его
мыслей, шлейф которых тянулся за ним. Мысли были вроде таких:
"Ох... и зачем я в это ввязался... Небеса, помогите мне, если Дед
пронюхает о чем-нибудь... чтоб этим Пу пусто было... так дать себя
околпачить!.. Ох... бедный, наивный Сонк, такая чистая душа... Никому...
Никогда... Никакого вреда... А я... я...
Этот Сонк, он слишком мал для своих штанов... Ха-ха-ха... Ох, ну да
ничего, бедный мой мальчик, все утрясется... Лемюэль, Лемюэль, ты
заслуживаешь лучшей доли... Дед ничего не узнает".
А я все бежал за ним. Сперва его клетчатые брюки мелькали меж деревьев
передо мной, затем я потерял его из виду. Вновь увидел я дядюшку Лема, когда
он уже спустился с холма и пер через лужайки, где обычно пикники устраивают.
Ну те, которые сразу за городом. Со всего разгона дядюшка Лем влетел в
помещение железнодорожной кассы, держа в руке серебряный испанский дублон,
который стырил из дедова сундука.
Меня совершенно не удивило, что он просит билет до столицы штата.