"Пауль Аугустович Куусберг. Капли дождя (3 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

- Да откройте же окна! - раздался впереди отчаянный женский крик.
Окна были все до одного открыты, с обеих сторон, и все равно не
освежало. Может, и тянуло ветерком, но от этого не становилось прохладнее.
Худощавый тринадцати-четырнадцатилетний паренек то и дело наступал ему на
ногу и всякий раз извинялся, при этом шея у него становилась пунцовой. Он не
сердился на парнишку, которого притиснули, чей-то фибровый, с острыми
металлическими уголками чемодан упирался тому под коленки.
Сам Андреас вначале сидел, но только как ты усидишь, как будешь
таращиться в окно, если на тебя уставились измученные взгляды обессилевших
от усталости и духоты женщин? И хотя он знал, что стоящие в проходе женщины
давно уже не смотрят с укором на сидящих мужчин - привыкли, что не уступают
места, - он все же встал и уступил место жизнерадостной особе, которая
отдувалась и обмахивалась журналом.
Андреас проклинал мысленно руководство автобусного парка, которое в
интересах так называемых экономических показателей позволяет перегружать
линейные автобусы и не выпускает на маршрут дополнительные машины. Ругнул и
себя, что затеял эту поездку. Он ничего определенного не обещал Маргит и
подумал, что' ему вообще следует порвать с ней.
Высокий, плечистый молодой человек, который тоже упирался в окно,
упрямо читал какой-то немецкий журнал, держа его свободной рукой. Стиснутые
в кучку возле двери три девчушки все время хихикали. Подробности эти запали
ему в сознание, будто автобусная поездка была невесть каким событием.
Когда машина тормозила чуть резче, стоявшие пассажиры наваливались друг
на друга. У Андреаса возникло ощущение, будто он очутился в гигантской
маслобойке, которую кто-то рывками вращает.
От жары все исходили потом.
На лицах людей застыли страдальческие выражения. Наверное, и он
напоминал собой человека невинно оказавшегося в роли агнца перед закланием.
И только дородная особа все улыбалась. Несмотря на то, что и она
хватала ртом воздух, словно очутившаяся на суху рыбина.
Андреас не раз вспоминал перипетии той автобусной поездки; снова и
снова вставала она перед глазами: жизнерадостная дородная особа, хихикающие
девушки, упрямо читающий журнал молодой человек, пунцовая шея парнишки,
мученические лица пассажиров. Это было тем более удивительно, что он не
очень-то разглядывал пассажиров, был поглощен своими мыслями. Был недоволен
собой и тем, как закончилась только что беседа в летнем молодежном лагере.
Что из того, что не хватало времени, а начальник лагеря то и дело подавал
ему знаки закругляться. Беседа затянулась, ему задавали много вопросов, он
радовался, что сумел вызвать интерес юных слушателей. Рассказывал о своей
молодости, о войне, которая вынудила многих, таких же, как и он, выпускников
средней школы поставить крест на дальнейшей учебе и вместо книжек взяться за
винтовку. Говорил о первых боях, о героизме бойцов, не забыл и Абрама
Блуменфельда, сказал о том, что думали во время войны такие, как он, молодые
люди, что давало им силы справиться со всем, какие идеалы были у его
сражавшихся сверстников. Он уже собирался кончать беседу, когда ему задали
еще один вопрос: "Представляли ли вы тогда социализм именно таки-м, какой он
у нас сейчас?" Спросил шестнадцати-семнадцатилетний юноша, в голосе и во
всем облике которого сквозила прямо-таки детская искренность. И он должен
был ответить так же искренне. Из долгой своей лекторской практики Андреас
знал, что слушатели принимают слова оратора, только если он вызвал у них