"Пауль Аугустович Куусберг. Капли дождя (3 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

Последние слова предназначались постороннему уху, для других больных и
их гостей,
- С трех лет? - удивилась женщина, сидевшая возле старого, лежавшего
на соседней койке худого, сморщенного человека. Ей было далеко за
шестьдесят, но все еще гладкощекая; явно жена больного, она принесла ему
домашнюю ветчину, копченого леща, варенье, яйца, масло и творожный сыр. --
Наш Ильмар и букв-то по-настоящему не знает, хотя и повыше мальца вашего на
полголовы. Это самый младший у моей дочери, а вообще-то у нее четверо. Дочка
и три сына. Он у вас, хозяюшка, бледноватый. Вам бы почаще его от книг да на
улицу.
- Кулдара никто не заставляет сидеть в комнате за книгами, --
усмехнулась бабушка, которую смущали чем-то живые, по-мальчишечьи любопытные
глаза больного сморщенного старичка. - Он сам делает то, что хочет. Наш
Кулдар проявляет к книгам огромный интерес, который так свойствен детям с
быстрым духовным развитием. Не можем же мы прятать от него книги. У нас вся
квартира в книгах. Кулдар во двор бежит с книжкой под мышкой, будто
профессор какой-нибудь.
Бабушка привлекла к себе Кулдара, обняла и, вытянув губы, ласково
сказала:
- Професюленька ты мой!
Отпустив внука, она повернулась к соседней койке:
- Солнце его не берет, у него моя белая кожа. Могу сколько угодно на
солнце быть, и все равно не загорю.
У нее действительно было тщательно ухоженное, белое лицо. Всяк мог это
видеть. Для бабушки она выглядела на удивление молодо, трудно было дать
больше сорока, хотя, судя по Кулдару, должна быть гораздо старше. Фрида
оставалась видной, чуточку пополневшей женщиной, все у нее было к месту и
все ухожено. И вкус хороший. Легкий летний костюм и блузочка были в тон, так
же как и перчатки. Держалась она прямо и передвигалась легким шагом совсем
еще молодой женщины... Но в эту минуту Эдуарду Тынупярту его жена была
неприятна. Чего она вертит, чего играет и хвастается? "Читает бегло с трех
лет". Ну читает, но к чему трубить об этом на целый свет? Похваляться перед
людьми, о которых через каких-нибудь несколько недель даже и не вспомнит...
Подумав об этом, Тыну-пярт тут же понял, что дело не в похвальбе сыном и
внуком. Фрида ими всегда гордилась, до сих пор это лишь слегка раздражало
его, Ее слова о том, что быть ли ему еще прежним ломовиком, больно задели
его. Неужели Фрида и впрямь говорила так? И еще при Кулдаре? Видно, и она не
владеет собой. Так спроста его жена не потеряет самообладания, как бы там в
душе ни кипело. Особенно при чужих. И при Кулдаре тоже. Его она бережет
очень. Многослойна душа человеческая, уж не открылся ли в этих ее словах
новый пласт, о чем он до сих пор подозревал, больше боялся, чем подозревал,
потому что хотелось видеть жену все же человеком широким и великодушным.
- Да, у некоторых такая кожа бывает, - отступилась гладкощекая
крестьянка и повернулась к мужу, страдавшему тяжелой формой воспаления
суставов.
- А на пианино ваш внук тоже играет? --тихо спросил старик с
морщинистым лицом и любопытными, мальчишескими глазами.
"Насмехается", - подумал Эдуард Тынупярт, который не переваривал
старика.
- О нет, - махнула рукой Фрида. - К музыке его не тянет, к чему у