"Олег Куваев. Азовский вариант" - читать интересную книгу автора

починить нечем, а про прочие деликатные работы и говорить нечего. Везу
нужный инструментарий. - И любовно кивал на ящики.
День был мокрый, холодный, и было, как всегда, неуютно при прощании,
когда один уже весь в дороге, его здесь уже нет, а у других мысли здешние.
Колумбыч стоял в своем извечном коричневом плаще, лицо у него было тоже не
шибко веселое. Загорелое, обветренное лицо пожилого человека, обдутого
ветрами окраин государства, крупноносое лицо запойного бродяги, который, раз
начав где-то в далекой юности, уже не может остановиться или не считает
нужным остановиться.
Колумбыч уехал. До землемеровой работы оставалось еще месяца
полтора-два. Лариса должна была уехать на три месяца в конце октября, чтобы
закончить счеты с институтом.
Адька стал освежать в памяти науку землеустройства и помаленьку
знакомиться с задачами будущей работы. Шла семейная жизнь: завтрак,
приготовленный женой, поход на рынок за продуктами и еще сбор у соседей
советов, рецептов и правил ухода за садом.
Грызущая печаль сидела в Адьке, и день ото дня червь ее становился все
злее, и никакой велосипед, никакое ошалелое купанье не могли от этого
спасти.
В сентябре пляж опустел, как ветром сдуло кричащую, хохочущую
коричневую толпу, утихли самозабвенные вопли ребятни, что копошилась у
кромки воды. Стояли только столбы ободранных зонтов, запертый на железные
полосы павильон, где продавали чебуреки и вино, оставались неистребимые
обрывки газет, которые ветер гоняет по пляжу до тех пор, пока их не смоет и
все не очистит волна осенних штормов.
У Адьки было время для размышлений. Кто же в конце концов виноват в
случившемся: Колумбыч с его хитроумным даром или он, Адька? Выходило, что он
сделал солидную подлость, и прежде всего по отношению к Колумбычу. И тут уж,
как ни крутись, а необходимо ее исправлять.
Оставалось дать сакраментальную телеграмму южного отпускника: "Шлите
телеграфом денег на дорогу", что Адька и исполнил в конце сентября.
Заглушая все печали, запела труба странствий. Труба та рождает энергию
и четкую логику действий. Было много слез, первых семейных сцен и
решительных объяснений. Но неумолчный зов трубы стоял надо всем, и тонкий
пустынный звук ее звал к выполнению долга.
Автобус шел слишком медленно, и Адька поймал такси, чтоб ехать сто
километров до Краснодара, а дорогой смотрел в затылок шофера, внушая, чтоб
ехал быстрее. В самолете он смотрел на дверцу пилотской кабины, и сквозь ее
металлическую преграду внушал пилотам, чтоб они быстрее гнали тяжелый
реактивный лайнер, гнали к Хабаровскому аэродрому, где в ресторане
"Аквариум" заливают горе вином потерпевшие крушение неудачники, коротают
время до вылета сонмы горящих надеждами и радужными мечтами отпускников,
летящих на юг, на каменных плитах и в модерновых креслах аэровокзала мается
в ожидании бродячий северный и восточный люд от могучих диктаторов золотых
приисков до молодых специалистов и жилистых бывалых работяг горных
разработок.
В городке после суматошного и исполненного волнений лета осталась одна
Лариса, владелица трехкомнатного особняка, перечисленного количества
плодовых деревьев и удравшего мужа.
А самолет летел слишком медленно, ибо, кроме Адьки, он вез еще и тяжкий