"Агния Кузнецова(Маркова). А душу твою люблю...(Повесть о Н.Н.Пушкиной) " - читать интересную книгу автора

горячую привязанность к себе. Она прощает ему буйство молодости, разгульную
жизнь зрелых лет. Она с нежностью представляет его сухую, сгорбленную
фигуру, облысевшую, в венчике седых волос голову, сморщенное лицо, под
старость ставшее совсем усохшим, и живые, нестарческие глаза.

Жизнь в Москве в доме Гончаровых была совсем другой, чем на Полотняном
заводе. Никто уже не баловал Наташу, не выписывал ей из-за границы игрушек,
не прислушивался к ее желаниям.
Дети жили в постоянном ожидании психических приступов отца. В буйном
состоянии он был страшен. Мать хотела отправить его в больницу, но, когда с
этой целью приезжали врачи, он, словно предчувствуя это, вел себя почти как
нормальный человек.
Отец обычно обедал с семьей. Когда в обширной столовой был накрыт стол
и все рассаживались по своим местам, за Николаем Афанасьевичем посылали
горничную.
Наталья Николаевна помнила, как однажды отец увидел на столе забытый
графин с водкой. К ужасу матери и прислуги, которые знали, что спиртного ему
нельзя, он торопливо сделал несколько глотков прямо из графина, и тотчас же
опьянение перешло в буйный приступ: схватив нож, он бросился на жену.
Замирая от страха, сидели дети. Они не имели права выходить из-за стола без
разрешения матери, которую боялись не меньше отца. И только когда та подала
знак салфеткой, дети кинулись спасаться в мезонин, где была тяжелая дверь со
щеколдой.
Мать всегда требовала от детей полного повиновения. С возрастом
ухудшался и без того тяжелый характер Натальи Ивановны. Она становилась
религиозной фанатичкой и деспотом. В доме, помимо гувернеров и гувернанток,
жили странницы, монахини, набожные приживалки.
Наталье Николаевне на всю жизнь запомнилась странница Татьяна
Ивановна - в черном одеянии, высокая, с мохнатыми мужскими бровями и такими
маленькими глазками, что их не было видно, только злой огонек мелькал в ее
припухших веках. Она постоянно следила за детьми, подслушивала их разговоры
и доносила Наталье Ивановне.
Наталья Николаевна теперь уж не могла вспомнить, о каком ее проступке
донесла матери Татьяна Ивановна. У детей была гувернантка Софья Павловна -
ласковая, немолодая, настолько полная женщина, что казалась мягкой, и детям
доставляло удовольствие дотронуться до нее, будто бы невзначай, пальцем.
Дети любили Софью Павловну. И вот она-то с сочувствием сказала девочке, что
ее немедленно требует к себе Наталья Ивановна. Наташа перепугалась до слез,
долго крестилась у дверей маменькиного будуара. За какую-то незначительную
провинность Наталья Ивановна отхлестала девочку по щекам. Было не больно, но
до боли обидно...

А в гостиной - тихий разговор родных.
- Никогда, - полушепотом говорила Мария, она сидела в кресле и,
опираясь локтями о круглый стол, сжимала ладонями виски, - никогда от
маменьки мы не слышали несправедливого или грубого слова. Вы, Петр Петрович,
не напрасно всегда считали ее мудрой не по возрасту. Вы помните фразу из ее
письма? Я часто ее напоминаю знакомым: "Гнев это страсть, а всякая страсть
исключает рассудок и логику". Право, эти слова можно ставить эпиграфом к
какому-нибудь роману. Я помню и другие фразы из ее писем: "Я никогда не