"Лев Кузьмин. Ранний экспресс (Маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

Чрезмерная умильность не педа-го-гич-на! С ними надо обходиться лишь по
высшей справедливости - и все!" И сама обходилась только так. Никаких
напрасных обид ребятишкам не наносила, да вот высшая-то ее справедливость
была настолько вся измерена-проверена, что и у ребят не вызывала ни малейшей
ответной живинки. Ни тем более благодарности.
Да что там благодарность! Вопреки своим извечным правилам интернатовцы
даже не пожелали дать Косовой хоть какое-то маломальское прозвище. Ни
одобрительное, ни насмешливое. А как она сама ребят окликала пофамильно:
"Иванов, Петров, Сидоров!", - так и о ней ребята говорили, обозначая вслух
только ее фамилию: "Косова!" И никак иначе. И на том конец.
Ну, а вот мягкую, совершенно противоположную натуру Гули малыши
раскусили тоже быстрехонько. Это сначала привело к тому, что весь класс
почти мигом разделился на две группы. Те ученики, что поласковей,
поспокойней, особенно девочки, сразу в Гулю влюбились, стали ходить за ней
даже после уроков цыплячьей стайкой. А те, что шаловливее, особенно
мальчики, решили, что для них настала вольная воля. Шалуны смело принялись
на уроках возиться, толкаться, задирать соседей по парте, а то и вовсе, едва
ударит на перемену звонок, скакать по классу чуть ли не на головах.
Но прошла неделя, другая - шалуны заметно угомонились.
Тот, кто любил на занятиях пошушукаться, тому собственная болтовня
быстро надоела. Куда увлекательней было слушать саму Гулю.
Лучше всего у нее получалась сказка про трех медведей, про их лесной
дом и про девочку в этом медвежьем доме. Там вопрос: "Кто-о-о хлебал из моей
чашки?" - старший медведь задает голосом грубым, толстым, медведица -
голосом потоньше, а медвежонок - совсем тонюсенько. И вот все это Гуля
изображала при чтении так хорошо, настолько как бы взаправду, что и у
ребятишек-слушателей глаза становились сначала тревожными, большими, потом -
чуть спокойнее, а под самый конец, когда Гуля говорила за медвежонка да о
том, как девочка выскочила из окошка, то все улыбались.
В общем, к тому времени, когда в школьные окна все чаще стали
постукивать холодные осенние дожди, у Гули и первого "Б" установилась полная
во всем дружба.
Все теперь Гулю слушаются, все на Гулю не насмотрятся, все ей даже
поверяют свои маленькие детские секреты. Не выходит у нее ничего до сей поры
лишь с Пашкой Зубаревым. Он по-прежнему всем школьным делам, всему, как
говорится, классному коллективу предпочитает одиночество. И Гуля старается
тут Пашку тормошить не слишком. Она полагает: главные ей здесь помощники -
время да терпение. Она тревожит Пашку только тогда, когда видит: про учебу
позабыл чуть ли не совсем.
Вот и теперь, наклонясь над Пашкой, она словно будит его ото сна:
- Очнись, Паша...
Пашка вскакивает, суматошно озирается. Глядя на его растерянное лицо,
Гуля непроизвольно, без всякого каверзного умысла говорит:
- Ну, куда ты, Паша, от нас все время улетаешь? Где ты только что был?
- В Кыжу! - бухает Пашка, и чутко настороженный класс так и взрывается
смехом.
- Что вы! Перестаньте! - машет Гуля на хохочущих ребятишек, но им
перестать теперь трудно, а сердитый Пашка плюхается на свое место.
Он даже не понимает, что Гуля сочувствует ему всем сердцем. Он даже не
видит, что она сама своим неудачным вопросом очень расстроена. Пашка лишь,