"Лев Кузьмин. Салют в Стрижатах" - читать интересную книгу автора

встал! Айда к нему!
А мы и впрямь от счастья будто ослепли, хотя здешняя небольшая, но
всегда звенящая паровозными гудками станция - от деревни подать рукой. Да и
вся она - с тополями, со стрижами и ласточками в синеве над башнею
водокачки - стоит на таком взъеме высоком, что ее, наверно, за сто верст
видать.
Но дело теперь не в этом. А дело в том, что на станционных путях и
вправду эшелон. Воинский эшелон - с вагонами-теплушками, с танками на
тяжелых платформах. Паровоз укатил на заправку, и куда направлен путь
эшелона - мы проглядели тоже. Возможно, после боев на передышку; возможно,
после передышки все еще в сторону фронта, которого вот уже и не стало. Но и
это теперь не самое важное для нас. А главное - там солдаты, там бойцы, там
те, кто и подарил нам этот нынешний праздник!
И мы всей деревней, от мала до велика, вываливаемся за околицу. Мы
бежим в гору к станции. Клавдия - с нами. Чубарого своего она покинула у
чьего-то палисада и теперь сверкает голыми пятками по прохладной земле так,
что и нам, пацанам да девчонкам, за ней не угнаться.
На самой же станции, прямо возле колес платформ, возле танков, прямо на
сверкающих от мазута, от весеннего света путях - ликование похлеще нашего.
Тут - пляс, музыка, гармонь! Лица плясунов из-под танкистских шлемов - как
солнышки! Шпалы, рельсы, путевая гулкая земля так под каблуками ходуном и
ходят. А гармонь в руках танкиста-гармониста извивается, заливается. И вся
она - в латках. Вся она бита-перебита, чинена-перечинена, сразу видно:
повоевала и она. Повоевала, да вот задора не потеряла! Ее голос лишь тогда
захлебнулся, когда навалилась наша деревенская пестрая ватага.
И тут опять пошли поздравления, опять - кто в радостный смех, а кто и в
плач.
А Клавдия подлетает к самому пожилому танкисту. На нем, как на всех,
темный комбинезон, но по ремням, по фуражке, а больше по уверенному, хотя и
тоже веселому взгляду понятно: он надо всеми здесь главный.
Клавдия так прямо ему и кричит:
- Товарищ командир! Товарищ командир! В Москве нынче салют за салютом,
а в наших маленьких Стрижатах салюта нет... Так дайте я хоть просто вас
обниму!
- Мы тоже! - вмиг загалдели Клавдины подружки-женщины.
- И мы! И мы! - завизжали в толпе девчонки, а командир шутливо
загородился:
- Что вы! Обнимите лучше моих молодцов-бойцов... А салют будет! Он и
маленьким Стрижатам положен вполне.
И откуда ни возьмись - должно быть, подали танкисты, - в руке у него
очутился большой, со странным дулом пистолет.
Он стал его медленно поднимать. Мы, деревенские, в ожидании
грома-выстрела втянули головы в плечи. Но командир отчего-то раздумал,
почему-то стал смотреть на меня. Не на Клавдию стал смотреть, не на нашего
бригадира, ни даже на Кольку, который вылез вперед, а - на меня.
И все, конечно, тоже теперь глядят лишь в мою сторону.
У меня на плечах - моя промасленная стеганка. Она все еще внакидку. Я
ее поправляю, думаю: "Чего это он? Может, я на его сына похож? Бывает..."
А командир и стеганку тянет к себе, и меня вместе с ней тянет к себе,
говорит: