"Анатолий Кузнецов. Огонь" - читать интересную книгу автора

Не стоило, конечно, спать. Он машинально подобрал среди щепок
скомканную бумажку, разгладил - к удивлению, это оказался тот самый чертёжик
крынки с макаронами, над которым задумывался Фёдор у раскрытых фурм. Только
теперь этот чертёжик, видимо, он выбросил. Конечно, это была часть домны -
горн с полком, но, органически не вынося безлюдья, Павел достал ручку и
дорисовал человечков, после чего получился следующий симпатичный вид.


[Image003]


Он лёг на бок на кору и стружки, среди приятно пахнущих стволов берёз и
елей, надвинул шапку на самые глаза, и стало ему тепло-тепло, уютно, как в
детстве. Звуки сверху он слышал, как сквозь туман, и они были прекрасной,
убаюкивающей музыкой. Он провалился в сон, один из лучших, вкуснейших снов
своей жизни.
Наверху вскоре кончили без него (неловко, конечно, но уж так хочется
поспать!), собрали инструменты, кто-то искал рукавицу (Павел думал: сейчас
досплю, отдам ему), Фёдор Иванов кричал:
- Никто не остался?
Павел прекрасно слышал, но затаился, не хотел отзываться, хитро
посмеиваясь во сне. Постепенно звуки затихли, похоже, убрали лестницу,
звякали крышкой и ключами, завинчивая фурму.
Павел всё спал, переполненный тишиной и миром. Но по помосту зашуршало,
защёлкали какие-то камешки, и вдруг ужасающий грохот раздался, стойки
затрещали, на Павла посыпались камни, уголь. Он ошалело вскочил и только тут
по-настоящему понял всё: что он проспал, что его забыли в домне и никто не
хватился, что началась загрузка.
Вокруг была кромешная тьма. Натыкаясь на стойки, продираясь сквозь них
(опять ужасающий грохот, опять посыпалось!), он кинулся искать на ощупь
стены и лётку, чтобы хоть закричать в неё, может, кто-нибудь услышит.
Наконец, он упёрся в стену, продирался вдоль неё, щупал, щупал и нашёл место
с вывалившимися кирпичами, он узнал его, ужас сделал его каким-то
прозорливым, но не было свежего тока воздуха. Он наткнулся на холодный,
застывший раствор, выпучившийся из лётки: её запечатали...
И тогда он понял, что безнадёжно замурован. Загрузят домну, зажгут, и
он будет метаться в полке, пока не сгорит, превратится в металл, вернее, в
примесь к нему, пойдёт в комбайны, и мясорубки, и ракеты... Почётнейшая
гибель! Раствориться в комбайнах!...
Он сделал отчаянное усилие - и закричал. Закричал жутким, сдавленным,
неестественным голосом, от которого и проснулся весь в холодном поту, и он
ещё несколько секунд ошалело лежал, уставясь на берёзовый ствол и туго, с
трудом вспоминая, где он. В ушах лопнули пузыри, и он услышал, как наверху
стучат, пилят, хохочут.
Он торопливо полез наверх, выбрался: ого, до окончания полка ещё
порядком и порядком!... И его окутало с ног до головы жаркое счастье.
Это было что-то необычное: один дух, один ритм, понимание без слов,
азарт. Помост словно сам собой получался ровный, гладкий, ну, прямо хоть на
велосипеде езди, хотя в этом не было решительно никакой надобности: ведь
сгорит же, не всё ли равно какой. Так нет же, видит Николай, что ошмёток