"Константин Кузнецов. Душеприказчик" - читать интересную книгу автора

проклял самого себя, а его семья никогда не смогла попасть в царство света.
Люди назвали этого бессердечного лжеца - душеприказчиком.
Ходят слухи, что лишенная душ семья до сих пор появляется на проезжих
трактах, желая поквитаться с коварным обманщиком.

* * *

Двери церкви были открыты настежь, беспрепятственно попав внутрь, я
обессилено упал на колени, и меня "вывернуло наизнанку", словно я наелся
неспелых яблок в саду дядюшки Элвина.
Только сейчас, немного успокоившись, я заметил неподвижное тело Филджи.
Возница лежал на спине в темно-бордовой луже крови, а его голова была
откинута назад, демонстрируя огромную зияющую рану на шее. Рядом длинным
темным шлейфом тянулись кишки, вырванные из пузатого живота и небрежно
раскинутые вокруг.
Где-то неподалеку высились обезглавленные трупы лошадей.
Меня снова вырвало.
Пошатываясь, и не в силах скрыть крупную дрожь, я приблизился к Филджи
и замер в ужасе. Моему взору открылась еще одна непостижимая деталь: на лице
возницы отсутствовали глаза.
Губы сами собой стали шептать слова молитвы - все, которые я мог
вспомнить. Мир вокруг меня вновь наполнился странными пугающими звуками.
Церковь больше не казалась спасением от всех бед. Обернувшись, я кинулся к
выходу, и замер в оцепенение, меня прошиб холодный пот. Дверь, через которую
я зашел, изменилась: деревянные доски, крест-накрест закрывшие вход были
опутаны невероятной паутиной кованых цепей. В панике я попытался разорвать
внезапно возникшие оковы, и тут же одернув руки, отпрянул назад. Цепи были
горячее раскаленного железа. Мои ноги отказались слушаться, и я рухнул на
землю.
Она заперта!
Она действительно запета!
Это не морок и не кошмарный сон!
Заперта!
Не веря собственным глазам, я поднялся и обошел зал, но к несчастью так
и не обнаружил иного выхода. Остов стены был слишком высок, чтобы выбраться
наружу.
Нисколько не удивляясь новым, навалившимся на меня бедам, я решительно
двинулся вглубь церкви. Иного выхода не существовало - и нужно было как
можно скорее выбраться из этой треклятой мышеловки.
Найдя старую ветошь, я с легкостью смастерил факел, отчего ощутил
внезапный прилив сил. Крохотный огонь словно разжег во мне веру в рассвет и
избавление от всех немыслимых опасностей.
Ноги сами вели меня вперед, вглубь темных пролетов и длинных, узких
коридоров. Если здесь раньше и несли свой тяжкий крест священники, то это
было так давно, что здешние стены напрочь забыли прелесть небесных
песнопений и позвякивание монастырских вериг. В свете факела я смог
различить, насколько старой и ветхой была церковь: зияющие дыры, почерневшая
до неузнаваемости настенная живопись, мутные, потрескавшиеся стекла.
Дойдя до конца коридора, я остановился, отчетливо услышав из-за стены
чей-то мелодичный голос.