"Николай Герасимович Кузнецов. Курсом к победе (про войну)" - читать интересную книгу автора

оказался. Выступая перед личным составом крейсера "Красный Кавказ", он
говорил о возможности конфликта с гитлеровской Германией и призывал людей
быть бдительными. А через два дня на корабле приняли сообщение ТАСС от 14
июня, категорически отвергавшее слухи о возможности войны, объявлявшее их
провокационными. К Азарову обратился командир "Красного Кавказа" А. М. Гущин
с просьбой снова выступить перед людьми и разъяснить, чему же верить.
Азаров решил от своей позиции не отступать. Он ответил командирам и
матросам, что сообщение ТАСС носит дипломатический характер и направлено к
тому, \8\ чтобы оттянуть столкновение, выиграть время для подготовки. А наше
дело - военных людей - быть всегда начеку. Команда корабля отнеслась к его
заявлению понимающе и сочувственно.
Это сообщение ТАСС от 14 июня звучит особенно нелогично теперь, когда
мы знаем, как отреагировал на него Гитлер. 17 июня, то есть буквально через
три дня, он отдал приказ начать осуществление плана "Барбаросса" на рассвете
22 июня 1941 года. Просматривая сводки с флотов, можно убедиться в
повышенной активности немцев на море именно с этого рокового числа - 17
июня. Все мосты были уже сожжены. Непринятие чрезвычайных мер (возможно,
вплоть до полной мобилизации) в эти последние тревожные дни было уже
недопустимо. Но случилось именно так.
Что ни день, приходили новости, вызывавшие все большую настороженность.
Ход событий, как всегда перед развязкой, решительно ускорился. В Главном
морском штабе мы вели график, по которому ясно было видно, что немецкие суда
все реже заходят в наши порты. Кривая, круто падавшая к нулю, наводила на
мысль о плане, составленном заранее и осуществляемом с типично немецкой
пунктуальностью. Даже в Таллиннском порту, где еще совсем недавно было полно
немецких "купцов", грузившихся очень нужным Германии сланцем, оставалось их
всего два или три. Как нам стало известно, немецкий военно-морской атташе
фон Баумбах обратился к своему начальству за разрешением выехать в
командировку на родину. Все это нельзя было считать случайным стечением
обстоятельств.
Я пригласил к себе контр-адмирала В. А. Алафузова - он замещал
уехавшего на Черное море адмирала И. С. Исакова. Не прервать ли учение в
районе Одессы? Но одно соображение удержало нас: флот, находящийся в море в
полной фактической готовности, не будет застигнут событиями врасплох. Это
было 16 или 17 июня. Уже ползли слухи о том, якобы Черчилль и Рузвельт
прислали Сталину телеграммы, предупреждая его о готовящемся нападении
немцев.
Я видел И. В. Сталина 13 или 14 июня, это была наша последняя встреча
перед войной. Доложил ему свежие разведывательные данные, полученные с
флотов, сказал о большом учении на Черном море, о том, что немцы фактически
прекратили поставки для крейсера "Лютцов". Никаких вопросов о готовности
флотов с \9\ его стороны не последовало. Очень хотелось доложить еще о том,
что немецкие транспорты покидают наши порты, выяснить, не следует ли
ограничить движение советских торговых судов в водах Германии, но мне
показалось, что мое дальнейшее присутствие явно нежелательно.
Для меня бесспорно одно: И. В. Сталин не только не исключал возможности
войны с гитлеровской Германией, напротив, он такую войну считал весьма
вероятной и даже, рано или поздно, неизбежной. Договор 1939 года он
рассматривал лишь как отсрочку, но отсрочка оказалась значительно короче,
чем он ожидал.