"Ярослава Кузнецова, Кира Непочатова. Золотая свирель " - читать интересную книгу автора

дождь, от которого надо прятаться под листом. Соседки стрекозы болтают, что
в мире существуют невозможные чудеса в виде кошмарных гигантских монстров о
двух или четырех ногах, совсем без крыльев, издающих ужасные звуки. Этих
монстров иногда можно видеть на той стороне реки. Но, на самом деле, это
враки, потому что ни одна из бабочек-однодневок их не видела. Вот,
собственно, и все, не правда ли, Лесс? Все, что я описал, достаточно для
счастливой жизни бабочки-однодневки, но насколько это описание соответствует
реальности?
- Но нельзя сказать, что не соответствует вообще, - пробурчала я
недовольно. - Соответствует, но малой частью.
Амаргин усмехнулся.
- Для тебя - малая часть, а для меня - исчезающее малая. Но, самое
забавное, что этот минимальный набор бабочкиных правил позволяет бабочкам
существовать в свое удовольствие. Поэтому бабочки уверены: мир именно таков,
каким они его видят. Но мы-то знаем, что это не так. Для стрекозы, которая
живет чуть дольше, правила усложняются. Для птицы правил столько, что и за
неделю не перечислишь. Человек расширяет свой диапазон всю жизнь.
Способность читать и писать разрешает ему использовать опыт поколений. Но
почему человек считает, что его картина мира есть безусловная истина? Чем он
лучше бабочки с точки зрения природы?
- С точки зрения Творца - лучше, - сказала я. - Это тебе любой
священник скажет. Еще он скажет, что ты городишь ересь.
- Священник - такой же человек, как и все остальные. Он отродясь не
знал иной картины мира, кроме той, которую используют его соплеменники. Эта
картина удобна и уютна, она все объясняет, она позволяет безбедно
существовать в своих рамках, но, повторяю, она не соответствует истине. Ну,
ладно, если ты так хочешь - соответствует, но такой крохотной частью, что о
ней и упоминать смешно.
- Ты так говоришь, будто сам знаешь эту истину.
- Не знаю, - легко пожал плечами Амаргин. - Конечно, не знаю. Но
правила подтверждаются опытом, а мой опыт позволил мне обнаружить несколько
правил, не входящих в диапазон общего пользования. Поэтому я смею судить,
что известная людям картина мира ошибочна и однобока.
- Поэтому ты задираешь нос и считаешь людей ничем не лучше
бабочек-однодневок.
- Совершенно верно. - Амаргин потянулся к огню и помешал палочкой в
котелке. - Обратное тоже работает: я считаю бабочек ничуть не хуже людей.
Потом, ты забываешь, я ведь тоже человек, так что я и себя считаю равным
бабочке. То есть, если мир лишится меня, Геро Экеля, более известного как
Амаргин, то трагедия будет равна гибели навозной мухи, прихлопнутой коровьим
хвостом.
Я фыркнула:
- Что-то ты не рвешься спасать навозных мух, слепней и прочую пакость
от неминуемой смерти.
- Не понял сарказма. Что заставило тебя предположить, что я занимаюсь
спасением людей?
Действительно, с чего я это взяла? Я потерла переносицу. По подбородку
мазнул мокрый рукав, весь облепленный песком. Тьфу, гадость какая!
Я рывком села, с недоумением оглядывая сырое измятое платье. И руки, и
босые ноги, высовывающиеся из-под подола, были словно не мои - распухшие,