"Сергей Кузнецов. Кошкин дедушка (Пьеса-монолог)" - читать интересную книгу автора

по другую сторону дороги? Стареть - точно так же, как стареют
сейчас жильцы срамных пятиэтажек. Да, только стареть, вспоминая
былую любовь, да-да, стареть, страдая от одиночества, стареть
и... умирать... Это жестоко... Это несправедливо... Но иного не
дано... Такова тяжелая поступь времени... Она давит и калечит и
слабых, и сильных...

ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО:
ВЕНИАМИН АЛЕКСАНДРОВИЧ - мужчина преклонного возраста,
худой, сутулый, с седыми волосами, одетый в поношенные
брюки и рубашку, передвигается с помощью костылей, а, в-общем,
по большому счету - его внешний вид не имеет никакого значения.

ВРЕМЯ И МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:
Начало лета. Как я уже говорил, небольшой город
Староверовск, названный, видимо, в честь протопопа Аввакума.
Улица Паталогоанатомическая. Однокомнатная квартира. От порывов
ветра хлопает открытая балконная дверь и в комнату влетает
тополиный пух. Он вьется и падает на протертый паркетный пол. У
ближней к двери стены скопилось уже много пуха. В комнате
пахнет лекарствами и вещами, в-общем, старостью. Обои на стенах
выцветшие и драные. На табуретке - клетка с попугаем. Скудная
обстановка указывает либо на излишний аккуратизм хозяина, либо
на переживаемую им нищету, а скорее всего, и на то, и на другое
одновременно. Мужчина с помощью костылей меряет шагами метры,
стучит костылями по паркету и дымит, не выпуская изо рта
сигарету. Подходит к столу у окна, отставляет один костыль и
правой рукой зло тушит сигарету на коробке от торта. Снова
ходит и стучит по паркету.
ВЕНИАМИН АЛЕКСАНДРОВИЧ. Ну где она? Сказала, в магазин
только, сейчас приду... Полчаса уже нет, час, два... Что
делать, не знаю... Может, случилось чего? В милицию, что ли,
звонить? Или в морг? ( Бьет костылем по паркету.) Больше всего
меня раздражает, что я и больным-то уже вроде как не считаюсь.
Медсестра сегодня: "Подержите!" И тянет эту...баночку с
анализом. Как будто я могу?! ( Плюет на ладони, растирает,
берется за костыли и идет по прихожей.) Каждый только о себе
думает! А для меня в туалет сходить - как подвиг точно
совершить... Да всем наплевать глубоко на это! ( С трудом
протискивается в туалет, бросает костыли и грохается на крышку
унитаза.) Ух ты! Еще эта... ( Приподнимается, опускает крышку
под седалище и приспускает штаны.) Как там отец мой говорил?
Человек, говорил, у которого естественные отправления
происходят регулярно, тот счастливый человек. А сам-то он в
последний год... Господи! ( Замечает что-то в помойном ведре,
стоящем справа от унитаза.) Что это? Ведь это же... Я не знаю,
что такое. Как она могла? Ну нельзя же так!? Пусть чужие... Да
не такие они и чужие... Совсем даже не чужие... Как она могла!
Как могла... ( Выгребает из ведра целую груду пожелтевших
фотоснимков.) А вдруг и тебя также, после смерти, в помойное