"Сергей Кузнецов. Семь лепестков " - читать интересную книгу автора

вписаться к ней в комнату, но тут ее соседка заявила свое твердое "нет" и в
результате, захватив с собой маринкиного Криса, они выкатились на улицу.
Теперь они сидели и ждали Белова, который вот-вот должен был появиться.
- Может, к Ромке? - предложил Леня.
- Да ну, - сказал Альперович, - он наверное скорбит сегодня. Поставил
перед собой портрет Леонида Ильича и плачет.
Марина засмеялась, и Женька поняла, что та страшно ее раздражает. Мало
того, что Марина прибилась к чужой компании - так она ни на секунду не
переставала тянуть одеяло на себя. В конце концов, Леня, Андрей и она,
Женька, знали друг друга десять лет как минимум, и хотелось бы, чтобы
сегодня был такой ностальгический праздник, воспоминание о школе, о времени,
когда они были молодыми,... тем более, что и траурная музыка, беспрерывно
нудящая вот уже два дня, настраивала на элегический лад.
Вот и сейчас - чего она засмеялась. Она же Ромку никогда не видела и не
может понять, какая это смешная картина: Рома, маленький крепыш в вечно
отутюженном костюме с комсомольским значком на лацкане, рыдает над портретом
генсека, сохраняя то же серьезное выражение лица, с которым он вел все
школьные собрания.
Впрочем, Женя была готова простить Маринке ее бесцеремонность - потому
что Крис, который был как бы ее друг, оказался действительно очень классным.
Хайр до плеч, тертая джинсовая куртка, колокольчик на штанине - плюс полный
набор системных штучек: расшитый бисером ксивник, шерстяной хайратник и
фенечки на запястьях мускулистых рук. Маринка училась в Универе вместе с
Альперовичем, а вот Крис был настоящим системным. Его цивильное имя было
Витя, но под этим именем его никто, кажется, не знал.
- А если к Лерке? - предложил Андрей.
- Она болеет, - сказал Леня, - я звонил ей.
- А чего с ней? - спросил Альперович.
Женька лучше других знала, что произошло с Леркой, но промолчала. На
первом курсе ее подруга вдруг начала стремительно поправляться - и никакие
диеты (ни по Шелтону, ни по Грэггу) не помогали ей. Сейчас родители уложили
ее в какую-то блатную больницу - едва ли не в "десятку" - в надежде, что
удастся хоть что-то изменить. Сама Женька, словно по какому-то неведомому
закону равновесия, за эти несколько лет похорошела: казалось ее ноги стали
длиннее сантиметров на десять, а грудь неожиданно для нее самой увеличилась
на один размер. Может быть, за это следовало благодарить ее активную половую
жизнь и сопутствующие гормональные изменения - а может быть, просто кончился
подростковый возраст.
Белов подкрался незаметно: с шумом хлопнув по плечу Онтипенко, он
заорал на всю улицу:
- Леонид умер, да здравствует Леонид!
- Ты охуел, что ли? - испуганным прошептал Ленька.
Обернувшись на Володю, он так и замер. Сегодня Белов был при полной
выкладке: начищенные сапоги, гимнастерка, блестящая пряжка кожаного ремня.
Вся его фигура, казалось, сошла с плаката "На страже мира и прогресса" - и
только глумливый огонек в глазах давал окружающим понять, что перед ними
скорее персонаж дембельского альбома.
Белов бухнул на скамейку зачехленную гитару и спросил:
- Чего ждем?
Альперович в двух словах доложил ему диспозицию.