"В.Н.Кузнецова. Дневник штурмана " - читать интересную книгу автора

страшных заболеваний, но для себя нарисовала картины протекания болезни и с
тех пор старательно гнала их прочь.
Финка, неразговорчивая по свойству характера или от застенчивости, но
старательная и умелая, подала мне завтрак и ушла обратно в кухню. Что
сказать? Пища была очень вкусной и не менее полезной. Когда я допила кофе,
из кухни вышел сам повар и был это отнюдь не француз, а грузный, широколицый
немолодой грузин. Он представился как Реваз Георгадзе. Исторически Россия и
Грузия были тесно связаны, так что к повару я сразу почувствовала особую
симпатию. Мистер Георгадзе расплылся в довольной улыбке и попросил меня дать
оценку его трудов. Судя по всему, он уже узнал мнение о своей деятельности у
всех, кто уже позавтракал, так что для его коллекции не хватало только
моего. Я, конечно, похвалила завтрак, причем сделала это от чистого сердца,
и обрадованный мастер своего дела удалился на свое рабочее место. Как
русскую он меня явно не воспринял, а может, просто не был силен в истории.
Увидев меня, первый штурман прежде всего взглянул на часы, словно и без
этого не было видно, что я очень торопилась и не задержала его ни на одну
лишнюю минуту, а затем, ни слова не говоря, вернулся к своим расчетам. Мне
оставалось лишь бросить взгляд на обезьянку, утешиться красотой графина и
дружелюбным видом зверька и продолжить прерванную работу. Так мы и сидели
больше часа, погруженные в безмолвие, а потом мистеру Форстеру вздумалось
встать, налить себе из графина воды и выпить ее, а когда позже я посмотрела
на обезьянку, то выяснилось, что она оказалась недоступна для обозрения с
того места, где я сидела. Но не будешь же вскакивать и передвигать графин в
присутствии человека, который его только что трогал. Пришлось ждать удобного
момента, пока он не уйдет, и тогда выяснилось, что у моего непосредственного
начальника нет никакого художественного чутья. Он не только графин поставил
как попало, но даже крышку надел так, что лиана свисала куда угодно, но
только не в сторону обезьянки. А подробно я об этом пишу потому, что мне
сегодня несколько раз приходилось огорчаться от небрежности и мистера
Форстера и мистера Уэнрайта. По-моему, они воспринимали этот графин просто
как вместилище воды, но не больше. И зачем только этим сухарям дают в полет
милые красивые вещицы? Выписали бы такой графин нам с Зиной, так мы бы нашли
ему лучшее применение, чем утолять жажду подобных субъектов.
Если командир несколько раз заходил к нам в рубку, то бортинженера я не
видела до самого обеда, а потом лишь заметила его широкую фигуру, вошедшую в
рубку. Это же неестественно до сих пор не знать в лицо своего бортинженера.
Счастье еще, что среди пассажиров его выделит синяя форма, если придется
встретиться при людях, а то получится неудобно. А вообще мир для меня сейчас
сузился до размеров рубки, столовой, моей каюты да еще, пожалуй, коридора, а
все человечество превратилось в мистера Форстера, мистера Уэнрайта, мистера
Георгадзе, безмолвной горничной и безликого бортинженера. Мысли заняты
только ими. Скорее бы уж познакомиться с пассажирами, а то общительному
русскому человеку невмоготу в этом мире молчания и неподвижных суровых лиц.
Где наши оживленные разговоры за чашкой чая с Алексеем Афанасьевичем, Зиной,
Сашей?
На обед я возлагала большие надежды, как на единственное пока средство
побыть в обществе живых людей, а не роботов. Первым ударом было то
малоприятное обстоятельство, что и за столом я не была избавлена от
замораживающего влияния командира и первого штурмана, так как мое место
оказалось как раз между ними. Я сама себе показалась заключенным между двумя