"В.Н.Кузнецова. Дневник штурмана " - читать интересную книгу автора

возвращаться к неэкономному, но испытанному методу, когда можно использовать
мое открытие.
Сегодня день протекал так же тускло, как и вчера, хотя и неестественно
называть тусклыми первые дни среди новых людей. Я присматривалась к
бортинженеру, когда мы встречались, и у меня создалось впечатление, что он
отчаянно старается выслужиться. Так старается, что боится даже взгляд
бросить на предметы, не относящиеся к работе. Он впитывает каждое слово
командира, с готовностью внимает первому штурману, не обращая внимания на
его неприятную манеру говорить с подчиненными. Меня такой тон коробит, а
немец слушает без тени неудовольствия.
Самым примечательным событием, как всегда, оказался обед. Я заметила,
что пассажиры окончательно освоились на корабле, более или менее привыкли
друг к другу и среди них даже стали намечаться группы не то
единомышленников, не то по интересам. Черная статуэтка явно выделяла своего
соседа по столу, но это, по-моему, была не совсем служебная симпатия, потому
что ее большие выразительные глаза слишком подолгу останавливались на его
лице. Говорили они о незначительных предметах, но как-то по-особенному,
словно за каждой фразой скрывался подтекст. Для меня в их обмене репликами
полезным оказалось лишь оброненное мисс Хаббард обращение "Мигель". Похоже,
моя коллекция выявленных лиц скоро пополнится. Но все-таки как неожиданно у
людей возникает друг к другу симпатия. Для такой красавицы, как эта
негритянка, по внешности скорее бы подошел китаец Дин Гэн или хотя бы
итальянец Мастраяни. Но внешность - не основное в человеке. Внешне я готова
любоваться и китайцем, и итальянцем, но мне они несимпатичны, хотя я и не
знаю их характеров. У Мастраяни мне не нравится складка у губ, которая
кажется мне пренебрежительной, а китаец слишком красив, чтобы быть приятным
человеком. Избранник негритянки мне не нравится из-за его массивного
подбородка, к которому как-то не идут тонкие губы. Мне кажется, что хорошим
человеком должен быть Иван Сергеевич, а после него я сразу выделяю
Тартарена, то есть Тома Рока. И мой вкус не особенно оригинален, потому что
эти двое объединили вокруг себя группы, где серьезный разговор перемежается
шутками и смехом. Глядя на это оживление, мне стало грустно в своем унылом
заточении. Оба моих тюремщика показались мне ненавистными. Мы летим не на
увеселительную прогулку, каждому будет угрожать опасность заболеть
сумасшествием или манией убийства, каждый будет рисковать расстаться с
жизнью при встрече с таким заболевшим. Почему же сейчас, когда трудности
впереди, мистер Уэнрайт запрещает разговаривать с этими людьми? Они-то не
теряют время даром и стараются использовать его и для обсуждения плана
ожидающей их работы и для отдыха.
Блондинка Соня Лунге с увлечением слушала Тома Рока, но потом
поворачивалась к Державину, и я не могла определить, чью беседу она считает
более занимательной. Сеньор Мастраяни, поляк Ивашкевич и пожилой лысый
одутловатый субъект принимали активное участие в разговоре с французом. Эти
лица я хорошо запомнила, хотя и не знала ни имени, ни национальности лысого.
Армянин Карушанов в основном помалкивал, но иногда с южным излишне пылким
темпераментом вклинивался в речь мсье Рока, и тогда живые глаза француза
искрились смехом.
Рядом с Державиным сидел пожилой седой негр, и мне показалось странным,
что он не только не поменяется местами с кем-нибудь помоложе, чтобы уйти из
веселой компании, но даже вставляет какие-то свои замечания и, как видно,