"Лев Квин. Ржавый капкан на зеленом поле " - читать интересную книгу автора

В коридоре, у входа на лестничную площадку, Инга разговаривала по
неудобному, с нелепыми блестящими металлическими кругляшками, больше
похожему на медицинский инструмент телефону - подделка под первые говорящие
аппараты Эдисона. Рядом на стене, как в доброй конюшне, висел самый
настоящий хомут, служивший оправой для зеркала. Под ним, на низком столике с
инкрустацией из слоновой кости громоздился тяжеленный чугунный, черный от
въевшейся копоти утюг.
Ничего не поделаешь, дань моде! Старые облезлые хомуты, духовые утюги,
даже огромные деревянные колеса со ржавыми ободами продавались в шикарных
магазинах по баснословным ценам. Конечно же, Инга не упустила случая
подтрунить:
- Вот видишь, к чему приводит пренебрежение к моде, отец. Будь ты
чуть-чуть посовременнее, мы с тобой, перед тем как поехать сюда, собрали бы
по деревням целую гору этого шик-модерна - и в контейнер. Не пришлось бы
теперь экономить каждый шиллинг.
Насчет экономии это было явно несправедливо. Денег нам обменяли на
поездку не так уж мало, во всяком случае куда больше, чем обычным туристам в
группах. И все-таки Инга, совершившая в первый же день приезда большой
марафон по венским магазинам, сокрушенно вздыхала:
- Остается только облизнуться!
И запела восторженную песню о потрясных джинсах с какими-то особыми
медными пуговицами, потрясных дамских холщовых сумках наподобие пастушьих
торб, потрясных туфлях из белесой джинсовой ткани и об еще более потрясных
ценах на всю эту неописуемую "роскошь".
Дома, перед отъездом, я провел с дочерью профилактическую беседу, и она
согласно кивала головой в ответ на мои глубоко аргументированные наставления
особо не увлекаться в Австрии барахлом. Потому что, во-первых, это неэтично,
во-вторых, неприлично, в-третьих, у нас просто не будет для этого достаточно
денег. Но, очевидно, витринные соблазны оказались сильнее моих отеческих
назиданий. И я, вздохнув тайком, приготовился к - увы! - неизбежной тяжелой
борьбе с архиджинсами из архимодных магазинов на Грабене.
И вдруг!..
Нет, все-таки не зря утверждают некоторые философы, что из всего
окружающего нас мира мы хуже всего знаем самих себя и своих близких! Правда,
насчет самих себя я с ним не вполне согласен, тут у этих философов явный
полемический перегиб. Но что касается наших близких...
Взять хотя бы ту же Ингу, мою собственную дочь.
После гибели Веры в автомобильной катастрофе она, годовалая, осталась
на моем попечении. Я заменял ей и мать, и бабушку, и тетей, и дядей:
проклятая война сожрала всех наших родных - и моих, и Веры. Уж я ли не знал
Ингу! И тем не менее попадал впросак бесчисленное количество раз.
Маленькой ее невозможно было отличить от мальчишки. Коротко стриженные
вихры, изодранные штанишки - никаких юбок она не признавала, - ссадины на
коленях, синяки на скулах - следы уличных драк. И вдруг неожиданный крутой
поворот, сразу, без всяких переходных нюансов: Инга надевает платье, Инга
отпускает косы; визгливая и крикливая, она начинает говорить тихим
мелодичным голосом. Даже походка у нее преображается, становится спокойной и
плавной, почти величавой, словно у принцессы или балерины.
В доме у нас никогда не переводились собаки, кошки, ежи, белые мыши,
черепахи. Даже какое-то время обитала в большой стеклянной банке