"Люсьен Лаказ. Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны " - читать интересную книгу автора

себе французов совсем другими!
- Всегда различайте,- ответил он, - Францию и ее режим. Но никогда не
отчаивайтесь.
-Тогда, господин майор, эти люди обзывали меня ура-патриотом,
националистом, фанатиком и они, эти французы, отважились заявить мне, тоже
французу, что их страна не должна быть предметом их исключительной любви;
эти индивидуумы восхищались немцами и никогда не жалели сарказма для своей
собственной родины!
- Да, это так, - ответил майор с горечью. - Кроме них были еще те, кто
отравлял атмосферу своим гнусным материализмом. Сегодня они первые затыкают
себе нос и говорят, что соседский свинарник смердит приятнее нашего.
Лейтенант Пиктон, ставший моим злым гением, однажды, когда я был у
него, заявил:
- Германия, что бы вы не говорили, это по-настоящему великая нация и,
возможно, сейчас нам приходится сражаться, чтобы грубой силой уничтожить
цивилизацию, философию, мировоззрение, которые намного превосходят наши.
Посмотрим, ведь вы должны были бы хорошо узнать немцев...
- Точно, - воскликнул я, не сдержавшись, - уж я то точно их знаю, и
даже слишком! Их философию, их глубину, их романтичность, ах, не смешите
меня!
Увидев, насколько лейтенант оскорблен и изумлен, я не смог удержаться,
чтобы не сказать:
- Послушайте-ка, вам стоило бы несколько хороших лет пожить под
прусским господством. И когда ваши сыновья будут маршировать во дворе
казармы, с каской на голове, где их бы учили пинками хорошему исполнению
гусиного шага, я держу пари, что они посмотрели бы другими глазами, чем их
отцы, на прелести безусловного подчинения.
Он был в итоге германофобом лишь там, где речь шла об эльзасцах, то
есть - как раз там, где точно им не следовало бы быть. Впрочем, разве я лишь
однажды сталкивался с тем, как гуманитарные теории на практике соединяются с
самой узколобой ксенофобией...
Начиная с этого дня, Пиктон очень заинтересовал меня; я изучал его и
пытался постичь его душу. Впрочем, он сам вскоре продемонстрировал ее по
случаю первой бомбардировки. Его рота, находившаяся в резерве, занимала
позицию на тыловом рубеже. Это было еще в 1914 году. 77-мм снаряды безобидно
разрывались на высоте в 80 или 100 метров, превращаясь в красивые белые
облачка. Между тем, все зарывшиеся в траншее солдаты Пиктона повернулись
спиной к противнику, прикрыв головы вещмешками, а их командир, на коленях в
грязи, схватил сумку своего соседа, чтобы защитить ею свой драгоценный мозг
и, несмотря на жуткий холод, крупные капли пота медленно текли вдоль его
затылка.
- Если бы немцы начали атаку, - я сказал Валери, - никто из этих
весельчаков этого бы даже не увидел.
- Пойдем отсюда, они мне противны, - ответил мой товарищ довольно
громко, чтобы Пиктон наверняка его услышал. Он повернулся к нам, не отпуская
сумки, которую держал в обеих руках, высоко подняв над головой, и увидев
нас, вышел из себя и принялся кричать:
- Эй, вы двое, артиллеристы, что вы там делаете? Убирались бы лучше в
чертов лагерь! Вы что, не видите, что так вы раскрываете наше
местоположение?