"Пер Лагерквист. Отец и я" - читать интересную книгу автора

рядом, но мы свернули к реке. Отец только взглянул, исправен ли семафор, -
вот он какой: всегда обо всем подумает. Мы остановились у реки, слушая
веселый шум воды. Река в этом месте разливалась широко и сверкала под
солнцем. Густые прибрежные заросли отражались в воде, все было светло и
свежо, с заводей поддувал ветерок. Мы спустились по склону и прошли
немного берегом. Отец показывал мне рыбные места. Мальчишкой он сидел
здесь на камнях и целыми днями удил окуней, иной раз ловилось плохо, но
все равно не жизнь, а благодать, - жаль, теперь вот времени нет. Мы
бродили по берегу, пускали по течению кусочки коры, бросали в воду камешки
- кто дальше, нам было весело, мы наслаждались: и я, и отец. Наконец оба
устали и решили, что на сегодня хватит, пора домой.
Начало смеркаться. Лес на глазах менял очертания, было еще не совсем
темно, но почти. Мы заторопились. Мама, наверное, заждалась. Она всегда
боялась, как бы с нами чего не случилось. Но что могло с нами случиться? В
такой великолепный день! Все прошло чудесно, мы были довольны. Сумерки
сгущались. Деревья стали какие-то странные. Они прислушивались к каждому
нашему шагу, будто не узнавая. На одном сидел светлячок. Сидел и смотрел
на нас. Я схватил отца за руку, но он не увидел этого странного света и
прошел мимо. Совсем стемнело. Мы подошли к мосту через ручей. Внизу
гремело так, словно там открылась бездна и хотела поглотить нас. Мы
осторожно шагали по шпалам, держась за руки, судорожно вцепившись друг в
друга, чтобы не упасть. Я думал, отец перенесет меня через мост, а он не
стал, он хотел, чтоб я был как он, чтоб я не боялся. Мы шли и шли. Отец
шагал в темноте спокойно, размеренно, молчал и думал о своем. Я не мог
понять, как это он спокоен, когда кругом такая темень. Я испуганно
озирался по сторонам. Кромешная тьма. Обмирая от страха, я даже глубоко
дышать не смел: вдруг темнота проникнет внутрь и задушит меня? Так мне
казалось в те минуты. Железнодорожная насыпь круто уходила вниз, в
черноту, в ночную бездну. Телеграфные столбы тянулись к небу, как
призраки, внутри у них что-то глухо клокотало, будто из-под земли шли
голоса, а белые фарфоровые шляпки на столбах как бы испуганно съежились,
прислушиваясь. Страшно. Все стало ненастоящее, чужое, точно в сне. Я
прижался к отцу и прошептал:
- Папа, почему так страшно, когда темно?
- Что ты, малыш, не страшно, - ответил отец и взял меня за руку.
- Очень страшно, папа.
- Нет, малыш, ничего. Мы же знаем, бог нас не оставит.
Я чувствовал себя таким одиноким, покинутым. Удивительно, страх отделил
меня от отца: он-то совсем не боялся. И как ни удивительно, слова его
нисколько не помогли мне, я по-прежнему дрожал от страха. Даже упоминание
о боге не помогло мне. Бог тоже был страшен. Страшно было, что он в этой
темноте, что он повсюду: и внизу, под сенью деревьев, и в звенящих
телеграфных столбах, всюду, всюду. Он всюду, а вот увидеть его нельзя.
Мы шли молча. Каждый думал о своем. Сердце сжималось, как будто темнота
проникала внутрь и теснила его.
Вдруг уже на повороте сзади послышался жуткий грохот. Страх вырвал нас
из раздумья. Отец поволок меня вниз по откосу, и мы замерли. Мимо шел
поезд. Черный поезд, совершенно темный, в вагонах ни огонька, шел на
бешеной скорости. Что за поезд? Сейчас не должно быть никакого поезда! Мы
смотрели на него с испугом. В огромном паровозе пылал огонь, и кто-то