"Сельма Лагерлеф. Перстень Левеншельдов " - читать интересную книгу автора

стояла здесь, чтобы быть им опорою и утешением. Она хотела молиться за них в
час их тяжкого испытания, хотела вверить их души милости божьей.
Как знать! Говорят же в народе, что яблоко от яблони недалеко падает.
Но ничего не скажешь, с виду она была добра и невинна. Да и сердце было у
нее любящее, раз она могла оставаться здесь на площади.
Ведь она, наверно, слышала все, что ей кричали, но не отвечала, и не
плакала, и не пыталась спастись бегством. Она знала, что несчастные узники
будут рады видеть ее. Ведь во всей огромной толпе она была
одна-единственная, кто всем сердцем по-человечески сочувствовал им.
Но что ни говори, а стояла она тут вовсе не зря. Нашлись в толпе
один-два человека, у которых были свои дочери, такие же тихие, милосердные и
невинные, как Марит. И в глубине души эти люди чувствовали, что им не
хотелось бы видеть своих дочерей на ее месте.
Послышались в толпе и один-два голоса, которые защищали ее или пытались
хотя бы унять разошедшихся острословов и горланов.
Не только потому, что настал конец томительному ожиданию, но и из
сочувствия к Марит Эриксдоттер все обрадовались, когда двери судебной палаты
распахнулись и суд начался. Сперва торжественно прошествовали судебный
пристав, ленсман и арестанты, с которых сняли кандалы, хотя каждого из них
стерегли два солдата. Затем появились пономарь, пастор, заседатели, писец и
судья. Замыкали шествие важные господа и несколько крестьян, которые были в
такой чести, что и им дозволили находиться за оцеплением.
Ленсман с арестантами стали по левую сторону судебной палаты, судья с
заседателями свернули направо, а господа разместились посредине. Писец со
своими бумагами занял место за столом. Большой барабан по-прежнему стоял
посреди площади у всех на виду.
Лишь только показалось шествие, в толпе началась толкотня и давка.
Немало рослых и дюжих мужчин так и норовили протиснуться в первый ряд, метя
прежде всего согнать с места Марит Эриксдоттер. Но боясь, как бы ее не
оттеснили, она, маленькая и тоненькая, нагнувшись, проскользнула мимо солдат
и оказалась по другую сторону частокола.
Это было противно всем правилам порядка, и ленсман дал знак судебному
приставу убрать Марит Эриксдоттер. Пристав тотчас же подошел к ней, положив
руку ей на плечо, будто намереваясь ее арестовать, и повел к судебной
палате. Но как только они смешались с толпой стоявших там людей, он отпустил
ее. Пристав уже насмотрелся на девушку и знал - лишь бы ей дозволили стоять
поблизости от арестантов, а она даже не попытается бежать. Если же ленсман
захочет ее проучить, найти Марит будет легко.
Впрочем, разве было теперь у кого-нибудь время думать о Марит
Эриксдоттер? Пастор с пономарем вышли вперед и встали посреди площади. Оба
сняли шляпы, а пономарь затянул псалом. И когда те, кто стоял перед цепью
солдат, услыхали это пение, они начали понимать, что сейчас свершится нечто
великое и торжественное, самое торжественное из всего, чему им когда-либо
приходилось быть свидетелями на своем веку: призыв к всемогущему,
всеведущему божеству, дабы узнать его волю.
Когда же заговорил пастор, люди преисполнились еще большим
благоговением. Он молил Христа, сына божьего, который некогда сам предстал
пред судилищем Пилата, смилостивиться над этими обвиняемыми, дабы не
претерпели они суда неправедного. Он молил его также смилостивиться над
судьями, дабы не были они вынуждены приговорить к смерти невинного.