"Сельма Лагерлеф. Перстень Левеншельдов " - читать интересную книгу автора

укорениться даже в самом угрюмом и суровом старом сердце, что все люди
думали - любовь эта будет сопутствовать ему и после смерти.
И потому, после того как обнаружилась кража перстня Левеншельдов, в
приходе Бру больше всего дивились, что у кого-то хватило духа на такое
недоброе дело. А вот любящих женщин, погребенных с обручальным кольцом на
пальце,- тех, по мнению прихожан, воры могли грабить без опаски. Или же если
какая-нибудь нежная мать уснула вечным сном, держа локон своего ребенка, то
и его безбоязненно могли бы вырвать у нее из рук. И если какого-нибудь
пастора уложили в гроб с Библией в головах, то и Библию эту, верно, можно
было бы похитить у него без всякого вреда для лиходея. Но похитить перстень
Карла XII с пальца мертвого генерала из поместья Хедебю! Невозможно
представить себе, чтобы человек, рожденный женщиной, решился на такое
отчаянное святотатство!
Разумеется, не раз учиняли розыск, но это ни к чему не привело -
лиходея так и не нашли. Вор пришел и ушел во мраке ночи, не оставив ни
малейших улик, которые могли бы навести на след.
И этому опять-таки дивились. Ведь ходило немало толков о призраках,
которые являлись по ночам, чтоб обличить преступника, свершившего куда
меньшее злодеяние.
Но в конце концов, когда стало известно, что генерал отнюдь не бросил
перстень на произвол судьбы, а напротив, боролся за то, чтобы вернуть его
назад, боролся с той самой грозной неумолимостью, какую выказал бы, будь
перстень украден у него при жизни, ни один человек ничуть тому не изумился.
Никто не выразил сомнения в том, что так оно все и было, ибо ничего иного от
генерала и не ждали.

IV

Это случилось много лет спустя после того, как бесследно исчез перстень
генерала. В один прекрасный день пастора из Бру призвали к бедному
крестьянину Борду Бордссону с отдаленного сэттера в лесах Ольсбю. Борд
Бордссон лежал на смертном одре и непременно желал перед смертью поговорить
с самим пастором. Пастор был человек пожилой и, услыхав, что надобно
наведаться к больному, жившему за много миль от Бру в непроходимой чаще,
решил - пусть вместо него поедет пастор-адъюнкт. Но дочь умирающего, которая
принесла пастору эту весть, отказалась наотрез. Пусть едет сам пастор, или
вообще никого не надо. Отец-де кланялся и наказал передать: ему надо
рассказать что-то, о чем можно знать одному только пастору, а больше никому
на свете.
Услыхав это, пастор порылся в своей памяти. Борд Бордссон был славный
малый. Правда, чуть простоватый, но не из-за этого же ему тревожиться на
смертном одре. Ну, а ежели рассудить по-человечески, то священник сказал бы,
что Борд Бордссон был один из тех, кто обижен богом. Последние семь лет
крестьянина преследовали всяческие беды и напасти. Усадьба сгорела, а
скотина либо пала от повального мора, либо ее задрали дикие звери. Мороз
опустошил пашни, так что Борд обнищал, как Иов. Под конец жена его пришла в
такое отчаяние от всех этих напастей, что бросилась в озеро. А сам Борд
перебрался в пастушью хижину в глухом лесу; то было единственное, чем он еще
владел. С той поры ни сам он, ни дети его не показывались в церкви. Об этом
не раз толковали в пасторской усадьбе, недоумевая, живут ли еще Бордссоны в