"Фердинан Лаллеман. Пифей. Бортовой дневник античного мореплавателя " - читать интересную книгу автора

прославляли одного-единственного человека от Коринфа на западе до Персии на
востока. Пока только до Персии, Индия еще впереди.
В этом году персидский царь Дарий, разбитый прошлой осенью
Александром при Гавгамелах и бежавший в Бактрию, убит дротиками по приказу
его родича, бактрийского сатрапа Бесса.
В этом году полководец Александра Зопирион с тридцатитысячным войском
наголову разбит у стен Ольбии - не той, что рядом с Массалией, а Ольбии
Скифской, у нынешнего села Парутино в устье Днепровского лимана, между
Очаковом и Николаевом.
Уже отдымились развалины финикийского Тира,. считавшегося
неприступным, но два года, назад захваченного и разграбленного Александром,
и уже начинают обретать плоть начертанные на песке (тоже два года назад)
контуры будущей Александрии в дельте Нила. Город - за город.
Гремит в Афинах Демосфен, призывая к войне с Македонией и поочередно
обвиняя в предательстве то Аристотеля - воспитателя Александра, то своего
коллегу - оратора Эсхина. Эсхин! отправляется в изгнание. Скоро, очень
скоро за ним последует Аристотель, а Демосфен в том же году примет яд.
Странствующий софист Теопомп (что означает, "Проводник бога")
заканчивает "Греческую историю", продолжающую "Историю" Фукидида, и
собирает материал для будущей пятидесятивосьмитомной "Истории Филиппа
Македонского". Завидная работоспособность! Ему 47 лет.
Его коллега Тимей из Тавромения обдумывает, с чего начать сбор
материала для "Истории Сицилии". Он в затруднении: как датировать события,
если сицилийцы-римляне ведут счет лет то по консулам, то от основания Рима,
а сицилийцы-греки, понаехавшие из разных городов, - каждый по-своему.
Хорошо бы ввести единое и всеобщее летосчисление. Скажем, по олимпиадам...
Демофил под диктовку своего слепого отца Эфора дописал тридцатый
свиток истории всей Ойкумены - обитаемого мира.
Филемон подыскивает достойную тему для своей первой комедии. Он еще
не ведает, что далекие потомки узнают его персонажей в персонажах римлянина
Плавта и что какой-нибудь десяток лет спустя ему будет завидовать Менандр.
Одиннадцатилетний Эпикур, ровесник Менандра и поэта Филета Косского,
уже подумывает, не уехать ли ему из приевшегося Самоса в Афины, дабы
показать этим зазнайкам, что и самосцы кое-что смыслят в поэзии Гесиода.
(Его будущему ученику и другу Метродору стукнул год, а в городе Китионе на
Кипре еще бегает без штанов шестилетний Зенон - будущий глава философской
школы стоиков. Этих имен греки пока не знают, но они уже есть.)
Двадцатилетний Дифил, уроженец Синопы, уже помышляет стать великим
комедиографом, но еще не стал им.
Где-то в Коринфе, а может быть на Крите, эпатирует публику его
земляк, киник Диоген Синопский, захваченный по пути в Эгину наводящим ужас
на все Эгейское море пиратом Скирпалом и проданный им в рабство.
Еще восемнадцать лет предстоит дожидаться, пока он станет
государственным деятелем, Аппию Клавдию - будущему строителю знаменитого
водопровода, "сработанного рабами Рима", и мощеной дороги от Рима до Капуи,
вдоль которой почти три века спустя распнут пленных воинов Спартака.
И вот уже два столетия стерегут карфагеняне выход в Атлантику.
Так должна была быть оформлена сцена для путешествия Пифея, и
примерно так должны были выглядеть "афинские новости", доставляемые
кораблями в Массалию, если принять датировку Ф. Лаллемана.