"Елена Ланецкая. Одолень-трава (Сказка)" - читать интересную книгу автора

дачам целых три дня, и что из того, что я тебя нашел? - Кукой, лишенный все
это время возможности поболтать, трещал без умолку. - Да, что из того? Разве
мир перевернулся? Нисколечко... Солнышко как светило, так и светит, снег не
выпал, дождь не начался, Большой Лес как стоял, так и стоит, а пустыня Сахара
в Африке наверное вся иссохла, бедняжка! И ни одна-то реченька по ней не
прожурчит... Да! Совсем забыл! - Кукой протянул опешившей девчонке сложенный
вчетверо листок бумаги. - Совсем забегался, а как это мешает думать о
вечном!.. Ну так вот: послание велела тебе передать...

Тут Кукой будто поперхнулся и, брякнувшись на бок, затих, поджав лапки и
высунув розовый язык.

Ксюн охнула, она испугалась, что нового ее знакомого хватил удар, наклонилась
над ним и попыталась было перевернуть на спинку; но существо пропищало: "Не
трогай! Не нюхай меня! Не видишь разве - столбняк, пройдет..." - и, блаженно
улыбаясь, закатило глаза.

Поняв, что ничего страшного с ним не случилось, Ксюн развернула послание.

"Беда, Ксюн, беда! Скучун заболел книжной болезнью. Он уже почти не узнает
меня и может заживо похоронить себя в книгохранилище подземелья. Ты одна
можешь спасти его. Придумай что-нибудь поскорее. Жду тебя в Нижнем городе.
Старый Урч."

"Скучун в опасности! Ой, миленький! - Ксюн рванулась было из беседки, но
одумалась. - Стой-ка, дорогая моя, не спеши, - сказала она самой себе
вполголоса. - Надо все хорошенько продумать. Так... Во-первых, этот
столбнячный чудак... И еще бабушка. - Она топнула ногой с досады. - Как
все-таки противно, что детям нельзя сразу делать то, что хочется, а надо
обязательно спрашивать разрешения!..."

Сидя на лавочке, Ксюн попробовала сосредоточиться и обдумать план действий,
хотя сидение это давалось ей нелегко. Она ерзала, шмыгала носом, ковыряла
подошвой землю, мусолила цветки вьюнка и вообще совершала массу ненужных
действий. Было ясно, что рассуждать спокойно она не привыкла...

Наконец, облегченно вздохнув, Ксюн вскочила с лавки. План был готов, и она
тут же принялась его осуществлять. Ксюн притащила в беседку свою дорожную
сумку и осторожно уложила туда затихшего Кукоя, предварительно обернув его
полотенцем. Благо, он был не больше ежа... Потом, изобразив нечеловеческие
страдания, растерев докрасна глаза, хныча и держась за живот, явилась перед
бабушкой и сообщила ей следующее: якобы она, Ксюн, еще перед завтраком
открыла банку прошлогодних соленых грибов, съела их все до единого и теперь
ее тошнит, живот болит невыносимо, а все тело холодеет...

- Бабушка, миленькая, поедем скорее в Москву, к папе с мамой, а то я умру и
больше их не увижу!..

Елена Петровна побелела и с тихим стоном опустилась на стул. Но тут же взяла
себя в руки, велела Ксюну лежать и пить воду и побежала в сторожку вызывать