"Борис Лапин. Лунное притяжение" - читать интересную книгу автора

- Миша, а ты знал, когда добивался этой экспедиции, что найдешь
там что-то такое... следы другой цивилизации?
- Я знал только, что рано или поздно это случится. Знал, Оленька,
конечно, знал. Но что так скоро... не ожидал. Видишь ли, моя заслуга
только в том, что я настоял перенести разведку в этот кратер,
Б-046-20. По глубине он не самый удобный, и мне нелегко было убедить
их. Но тут, вероятно, сработала блестящая интуиция Главного.
Понимаешь, Оленька, этот кратер, как бы тебе сказать поточнее...
чуть-чуть странный. Явно не метеоритного происхождения, больше похож
на вулканический, хотя и тут уйма нетипичностей. Короче, меня тянуло к
этому безымянному, ничем не примечательному кратеру. И ЛН-5 начала
бурение именно там. Следы другой цивилизации... Что можно считать
следами? Обломок обшивки ракеты? Оставленный на орбите искусственный
спутник? Нерасшифрованные радиосигналы из космоса? Гигантское
сооружение, возведенное когда-то в древности, такое, что и современной
технике не под силу? Подозрительные намеки в древних книгах и
легендах? Ах, Робинзоны мы, Робинзоны! А может быть, мы, человечество,
- сами следы другой цивилизации? Помнишь, у Бора: "Эта гипотеза не
может быть истинной, ибо она недостаточно безумна"? В этом, Оленька,
величайший смысл космической философии. И пусть меня считают
сумасшедшим, но я утверждал и буду утверждать...
Ольга дремала в кресле, убаюканная его лекцией. Шипулин потер лицо
ладонями, проглотил остывший кофе и, опасливо покосившись на жену,
спрятал сигареты в карман.
"Скучно ей со мной, - горько подумал он. - И всем скучно. Сухарь,
фанатик, фантазер, черствый и желчный деспот. Удивительно, как еще
Главный терпит меня? Впрочем, всему есть предел. Завтра скажет: "Все
отлично, Михаил Михайлович, экспедицию мы пошлем, это любопытно,
гипотезу вашу проверим, стоящая гипотеза, но... сколько вам лет,
Михаил Михайлович? К тому же, говорят, со здоровьишком у вас того...
А?" Главного не проведешь. Легче провести врачей со всеми их
премудрыми приборами. Собрал волю в кулак на этот решающий час - и вот
вам, братцы эскулапы, вместо сердца - пламенный мотор. А Главный по
глазам читает. "Я ведь и не требую ничего, товарищ Главный
конструктор. Мне бы только эту экспедицию, последнюю. Клянусь, сразу
же уйду на пенсию и никогда больше не буду изводить вас своими
прожектами". Неужто не даст? Что ж, нажму на министерство - и все
равно добьюсь. Добьюсь... комплимента. "Вы, - скажут, - фанатик,
товарищ Шипулин. Неизлечимый и вредный фанатик". Да какой же я
фанатик?! Я просто ученый... Вы еще не знаете Шипулина!"
Он прошелся по комнате, машинально закурил, но, вспомнив о врачах,
тут же смял сигарету о декоративную пепельницу японского фарфора..
Рядом стояла маленькая копия - золотая ваза, древнейшая из памятников,
найденных недавно на Крите, - его любимая игрушка. Он нежно взял ее в
ладони и в тысячный, наверное, раз прочел древнегреческий текст:
"Плыли двести колен, и вот земля цветущая". Что такое двести колен?
Знатоки толкуют, сто человек. Но уж коли считать людей по частям тела,
логичнее считать по головам, чем по ногам. Знатоки уверяют, будто речь
идет о морских путешественниках. Но при чем тогда этот рисунок - шарик
с хвостиками, напоминающий первый спутник?