"Борис Лапин. Конгресс" - читать интересную книгу автора

пленарного заседания, затаился на тропе.
Долго ждать не пришлось. Первым угодил в мешок какой-то
зазевавшийся зеленобородый леший, древний, как сама тайга. Потом,
когда по тропе ходом пошли один за другим делегаты, компанию с ним
разделили две неразлучные пигалицы, смурная мутноглазая кикимора, пара
шибающих в нос плесенью домовых, заграничный наодеколоненный тролль и
десятка два одуванчиковых шаров, оказавшихся, как выяснилось
впоследствии, "домашними чадами". Со всей этой добычей, доверху
наполнившей мешок, подался было дед Кузя домой, когда услышал знакомый
скрипучий голос. В окружении панов и упырей шествовал по тропе тот
самый черт.
"Ага, Герштюк, чертов сын! - обрадовался старик. - Тебя-то мне и
не хватало для полного комплекту!"
Он выскочил на тропинку и схватил герра Штюкка за ногу. Но в этот
самый момент мешок зацепился за куст, развязался, и вся наловленная
стариком живность в мгновение ока разбежалась. Дед Кузя выругался,
сплюнул, подобрал рубаху, но ловить решил больше никого не ловить,
боялся упустить герра Штюкка. Трудно сказать, по какой причине, но
этот герр Штюкк, черт степенный и рассудительный, пришелся старику по
душе. Так он и отправился домой, с рубахой через плечо и с чертом на
руках. Чтобы небольшие, но весьма заметные рожки герра Штюкка не
бросались в глаза, если кто встретится на пути, дед Кузя прикрывал их
ладонью то и дело поглаживая черта по голове, так что со стороны можно
было подумать, будто старик Лыков возвращается из лесу с крупным
черным щенком на руках. К счастью, никто им не встретился в этот
ранний час.
Когда дед Кузя достиг деревни, перелез забор со стороны поскотины
и открыл калитку во двор, солнце уже высунулось из-за горизонта.
Допрежь всего старик снял с гвоздика над конурой собачью цепочку,
память по издохшему весной псу Кабыздоху, соорудил из ремешка подобие
ошейника и привязал герра Штюкка к ножке своей железной кровати,
стоявшей в сарае, куда старуха в прежние пьяные времена запирала иной
раз самого деда Кузю, чтобы "дурь выветрилась на свежем воздухе" и
чтобы "избу этим смрадом не отравлять". Потом тихонько прокрался в
сенцы, принес блюдце молока, поставил на пол перед герром Штюкком и
завалился спать. После приключений минувшей ночи сон сморил его
мгновенно.
Снилась деду Кузе разная чепуха, такая чепуха, что не приведи
господь. Будто бы у них в Баклушах нынче днем должна открыться
выездная сессия Академии наук, деду Кузе предстоит делать доклад, а
еще гора литературы не прочитана, да и не припас он ничего, чтобы не
ударить в грязь лицом и соответственно встретить корешков из ученой
братии. И будто бы всю ночь готовил он этот самый доклад, а поутру
хлопотал о встрече и заседал в оргкомитете, куда входили, кроме него,
Афонька и, разумеется, кум Лексей.
Проснулся дед Кузя в полдень и сразу обнаружил, что спал почему-то
не в сарайчике, а на диване в библиотеке Дома культуры. Рядом
громоздилась изрядная стопка научных книг, поверх которой лежали его
очки. Все могло быть, мог он сдуру и на службу примчаться с утра
пораньше, и доклад для академиков готовить, мало ли что взбредет на ум