"Борис Лапин. Дуэль ("Енисей", 1975, № 4)" - читать интересную книгу автора

что кибернетика всемогуща, то другому, наоборот, - что она бессильна рядом
с гением. Андрей соглашался, что можно смоделировать интеллект Поэта, что
тот будет думать и даже способен восстановить незавершенные работы (в
конце концов, в основе своей это чисто логический процесс), но воссоздать
чувствующую личность - нет, никогда!
- И что же? - спросил Андрей Михайлович.
- Что? А мы подумали, как будет реагировать на выстрел личность?.. Не
модель Поэта, в которую попадет эта проклятая пуля, а личность,
заключенная здесь, в стеклянном кубе? Что станет с интеллектом?
- Насколько я понимаю, Лазарь, пострадать может лишь модель,
участвующая в дуэли. Причем тут куб?
- Видишь ли, при настоящей дуэли, когда человек ранен, изменяется не
только его тело, но и дух...
- По-моему, товарищ кибернетик, эта истина приложима лишь к живому
организму...
- Как ты не понимаешь - это и есть живой организм!..
Глаза Лазаря светились фанатичностью, и все-таки в глубине их таилось
беспокойство. На мгновение сердце Андрея Михайловича сжалось от какого-то
неясного предчувствия, показалось, будто не они руководят опытом, а опыт
движет ими. Но он взял себя в руки.
- Все будет так, как должно быть. Пуля попадет в ту самую точку,
конечно, если не произойдет баллистической ошибки, чего я, честно говоря,
побаиваюсь.
Секундант Поэта произнесет свое обычное "Ранен!" и так далее. А то, что
тебя тревожит, - метафизика и мистика, дорогой Лазарь Всеволодович! Ты
зашел слишком далеко. Тебе хотелось создать личность, а уж ты докатился до
"живого организма". Дальше некуда! Иди лучше брейся!
- И все же на душе кошки скребут, Андрюша.
- Брось! В крайнем случае, в руках у тебя будет рубильник, можем
прекратить опыт каждую секунду.
Лазарь пожал плечами, но, кажется, не успокоился. И в Андрея
Михайловича вселил смятение. Неужели ослепление Лазаря всемогуществом
кибернетики зашло так далеко, что он воспринимает систему как человека?
Настоящего, живого человека? Что за чушь!
...Но как бы там ни было, что бы ни решали люди в гигантском стеклянном
кубе института, система действовала сама по себе. И сейчас, когда Андрей
Михайлович вышагивал по кабинету, вспоминая путь, пройденный ими со
времени "кощунственной" речи профессора Фрейлиха, и споря с пустым
креслом, где-то рядом свершался таинственный процесс работы мозга
оскорбленного, измученного интригами Поэта.
К вечеру в понедельник время подведет к дуэли, и тогда люди остановят
время, чтобы не дать грохнуть выстрелу на Черной речке, и зададут машине
тысячи вопросов, которые сформулировал еще Фрейлих. А машина расскажет,
как все эта было полтора столетия назад.
Андреи Михайлович прошел к главному пульту, перед ним бесшумно
разъехались массивные стальные двери. Он повернул рубильник: в воскресенье
система работать не будет, машинам тоже полагается отдых. Он запер двери,
спустился вниз, отдал ключ вахтеру Савельичу, единственной живой душе,
оставшейся в институте, и пошел домой.