"Евгений Борисович Лапутин. Студия сна, или Стихи по-японски " - читать интересную книгу автора

снаружи и размышлениям девочек сообщало такую же дергающуюся нервность. Они
держались за руки: привычка быть потуже друг к другу - хрупкое чувство
дополнительной безопасности - сохранилась с самого раннего детства.
______________
* "Yes, We do" и "No, We don't" (англ.) - "Да" и "Нет".

Сколько они ехали? Два, три, четыре часа - теперь уже никак нельзя
восстановить этот хронометраж, хотя, думается, обязанностью всякого
дисциплинированного повествователя является полная осведомленность в деталях
подобного рода.
Лет приблизительно двадцать спустя Ю (тогда, естественно, даже и не
подозревавшая, что когда-нибудь станет персонажем книги совсем незнакомого
ей человека, не знающая, впрочем, об этом и до сих пор) повторила ту дорогу
в Коннектикут, но час пятьдесят, потраченных ею на своем дорогущем "лотусе",
ни в коем случае не могут служить никаким сравнением, и не только из-за
врожденной бегучести этого автомобиля, но также и благодаря водительским
особенностям самоей Ю, близоруко (буквально) пренебрегающей всеми правилами
дорожных движений и любящей правой ногой опрокинуть в эту же сторону стрелку
спидометра.
Уже знакомые по прошлому году черепахи встретили их, и те же цветы.
Прошлогодние облака тоже, кажется, остались на своих местах. Солнце,
натужившись, так же багровело перед закатным исчезновением. Все выглядело
спокойным и безопасным, но привыкшие к настороженности сестры не дали
расслабить себя, а переглянулись именно тем взглядом, какой обозначал общую,
внезапно охватившую обеих и от этого удвоенную тревогу.
Нет, это была не та тревога, от которой Ю ночью перебиралась под одеяло
к проснувшейся Эмме, которая тоже внезапно начинала бояться, что вот-вот
откроется дверь, и в молочном дверном проеме покажется кровожадный
разбойник, воспаленными глазами провожающий каплю лунного блика, что со
зловещей неслышностью стечет с обнаженного кинжального лезвия. Нет, эта была
и не та тревога, которая уже загодя охватывала их, когда они лишь слышали
шаги сестры Катарины, безошибочно узнавая по ним, что та пребывает сегодня в
дурном, придирчивом настроении (тайну которого много позже узнает одна
измученная дама от говорливого американского джентльмена, когда самолет
Берлин - Нью-Йорк вознесет их на высоту девяти километров). И не та, что
заставит их однажды среди дня вдруг прижаться друг к дружке и замереть с
зажмуренными глазами ровно за минуту до того, как высоко-высоко над их
головами, на шестьдесят седьмом этаже Эмпайер Стейт Билдинга, в оконном
проеме во весь рост покажется самоубийца.
Нет, речь идет о другом. Пожалуй даже, что тревога - это не совсем
точное слово. Но как иначе объяснить внезапную одышку от странной нехватки
воздуха? Но как иначе объяснить внезапную бледность их щечек и милый,
трогательный слезный проблеск в глазах?
На это немедленно обратили внимание все окружающие, с легкомысленной
простотой объяснив подобное состояние лишь тем, что "девочек укачало
дорогой". Обе отметили сердцебиение, будто их сердца помчались наперегонки,
но строго воспитанное чувство самосохранения заставило их скрыть необычность
самочувствия от посторонних глаз, что они, эти нежные и обаятельные
притворщицы, поскорее и проделали, беспечно заулыбавшись молочными пока еще
зубами, напружинив тонкие мускульцы так, чтобы никто не заметил приливов