"Дж.Лэрд. Одна душа, два тела (Четвертое Айденское странствие)" - читать интересную книгу автора

оружие, доспехи и бронзовая посуда из Джейда, вино, парча, бархат, ковры и
драгоценные камни из эдората Ксам и Стран Перешейка. Еще немного, и начнется
месяц Караванов; тогда Торговый Тракт затопят фургоны и телеги, и грохот их
даже ночью будет доноситься до уединенных покоев дворца бар Ригонов.
Но сейчас все было тихо. Древний замок, и раскинувшаяся на западе
столица, и весь имперский домен Айдена мирно дремали под светом двух лун,
большого серебристого Баста и маленького быстрого Крома, похожего на золотой
апельсин. Спали повара и конюхи, ключники и музыканты, служанки и садовники;
дремали кони, мулы и шестиногие тароты; цветы в саду закрыли свои чашечки,
вода бассейна застыла, похожая на темное зеркало из обсидиана.
Спал и Ричард Блейд, обратив к затянутому шелком потолку лицо, на
котором блуждала слабая улыбка. Потом губы странника дрогнули, черты стали
строже, задумчивей и словно бы старше; он глубоко вздохнул и что-то
прошептал.
Ричарду Блейду снились удивительные сны.
* * *
В его объятиях лежала женщина. Положив черноволосую головку на плечо
Блейда, она дышала спокойно и ровно, будто бы недавний любовный жар,
отпылав, покинул ее, излившись негромкими стонами, тихими вскриками, нежным,
едва слышным шепотом. Для нее, зрелой красавицы с золотисто-смуглым телом,
наслаждение было привычной радостью, счастьем, без которого жизнь казалась
бессмысленной и пресной. Но дарила она его немногим.
Ее темные блестящие пряди мешались с волосами Блейда, чуть тронутыми
сединой. Эти локоны были невесомыми и мягкими, как шелк; он не чувствовал их
прикосновения, не замечал руки, обнимавшей его шею. Он спал, и лицо
странника, озаренное огоньком ра-стаа, тонкой несгораемой лучинки, казалось
много старше, чем у его черноволосой подруги. Она была женщиной в расцвете
лет, и самый придирчивый ценитель женской красоты не дал бы ей больше
тридцати; Блейд же выглядел на все сорок пять. Возможно, даже на пятьдесят,
хотя и такая оценка его возраста являлась бы комплиментом: всего несколько
дней назад ему стукнуло пятьдесят семь. Он был еще крепок и силен, но лоб
уже пересекли морщины, и смугловатая кожа обветрилась; твердо очерченные и
крепко сжатые губы придавали лицу суровое и грозное выражение, упрямый
подбородок казался высеченным из камня. То был мужчина в осенней поре, в тех
годах, когда уверенность в своей силе, в своем опыте и власти достигает
апогея, за которым начинается неизбежный упадок; он походил на вершину, с
которой все дороги ведут вниз.
Под ним чуть заметно колыхалось днище надувной палатки, стены ее
сходились вверху шатром, полупрозрачная зеленоватая ткань напоминала
застывшую морскую волну. Северная ночь была темной, и потому никто не смог
бы различить еще один купол, накрывавший и палатку, и всю небольшую поляну в
дремучем хвойном лесу; только громадный вороной тарот, бродивший по этой
маленькой прогалине в поисках травы, иногда тыкался широкой рогатой мордой в
невидимую преграду.
В самое глухое и темное время из леса выскользнули две тени, подкрались
к барьеру, уставились на тарота голодными алчными глазами. Потом когтистая
волчья лапа царапнула воздух, вслед за ней поднялась рука второго существа,
не то обезьяны, не то человека - почти такая же, как у зверя, мохнатая, со
скрюченными пальцами. Эта тварь видела тарота и палатку, чуяла два теплых и
беззащитных тела, погруженных в сон, но некое странное колдовство, гораздо