"Ольга Ларионова. Кольцо Фэрнсуортов (Журнал "Искатель", 1976, N 3)" - читать интересную книгу автора

подите к Рею и успокойте его!
К нему подошли, его успокоили. Это третье лицо он воспринимал
совершенно безразлично, потому что никогда раньше он не видел его и оно не
вызывало в нем ни радости, ни раздражения. В какой-то степени оно даже
успокаивало Рея тем, что не порождало мучительной потуги что-то
припомнить.
Это третье лицо теперь безотлучно находилось при нем, и вещи, названные
незнакомым бесцветным голосом, как-то неприметно возникли вокруг и
мало-помалу заполнили собой всю комнату. Потом те же безразличные ему
руки, которые теперь были связаны с ничего не значащим для него странным
именем "Мисактн", распахнули перед ним сиреневато-голубой мир сада,
понесли по хрустящим дорожкам, и над головой его, в переплетенье ветвей
низкорослых хикори с пальмовыми лапами перистых облаков возникло
многоголосое птичье царство. Но самая звонкая, самая сказочная птица жила
не в саду - голос ее доносился из распахнутых окон дома и был так же нежен
и щемяще знаком, как и лицо той, которую ему на всю жизнь велели называть
"мама"...
Пальцы Алин взлетели над клавишами и замерли: ей показалось, что сзади
подошел Норман. Нет, только показалось. Да и рано ему еще возвращаться из
колледжа - по четвергам у него занятия в каждом классе, и он нередко
опаздывает к привычному часу обеда. Он приходит усталый и раздраженный, и
поэтому она старается, чтобы он еще дорогой слышал ее музыку. Сейчас,
правда, еще рано, но ведь она может играть и для маленького Рея, ведь он с
мисс Актон в саду, и ей не раз уже казалось, что малыш настораживается и
замирает именно тогда, когда она наигрывает любимые мелодии Нормана.
Впрочем, того, что ее муж не любил, она не исполняла даже в его
отсутствие. Это не было насилием над собой - нет, с тех самых пор, как они
покинули Анн-Арбор и переехали сюда, в этот крошечный городок, залегший
между двумя волнистыми складками, которыми начинается подножие гор
Юго-Запада после золотистого однообразия подсолнуховых плантаций, с тех
самых пор, как они с Норманом поселились в собственном двухэтажном
коттедже с двумя ванными и непропорционально длинной террасой, уходящей
далеко в сад, ее не оставляло ощущение, что даже в отсутствие мужа за ней
кто-то постоянно и неусыпно наблюдает, и думает за нее, и что-то за нее
выбирает, и от чего-то отказывается, и приобретает уйму прелестных
мелочей... все за нее. Может быть, другая, более самостоятельная натура
была бы стеснена, если не возмущена столь навязчивой заботой мужа, но для
Алин возможность ничего не решать была залогом ее тихого и
нетребовательного счастья. В этом не было ее вины - так воспитал ее дед,
галантный мсье Дельфен, крупнейший специалист по автомобильным покрытиям в
рабочее время и истый приверженец классицизма вне своей фирмы.
Проведя детство между старинными папками пожелтелых гравюр Давида в
пудовых переплетах и стопками изящных, почти невесомых альбомов с
образцами автомобильных лаков, Алин Дельфен рано обнаружила склонность к
живописи, чем привела деда в состояние восторженной готовности на любые
жертвы. Но - увы - учителя рисования не задерживались в доме Дельфенов,
кто за подражание технике Синьяка, кто за "опошление своей палитры" на
манер де Кунинга, сиречь оформление уличной демонстрации, а кто и просто
за склонность к только что вошедшим в моду предметным композициям Джаспера
Джонса. В довершение своих разочарований мсье Дельфен, откомандированный