"Ольга Ларионова. Лгать до полуночи" - читать интересную книгу автора

было на что. Нет, без шуток, здесь решительно было на что посмотреть. Мало
того, что сложен он был как юный и неиспорченный еще сатир - в этом золотом
сиянии он и сам, казалось, светился ровным светом одухотворенности. Одним
словом, аура.
"А ведь я его действительно нисколечко не люблю, - подумала Анна. -
Ничутеньки. Иначе мне стало бы больно от того, что без меня ему и не
грустно, и не холодно. Даже напротив. Вон ему как привольно живется! И
дышится. И прыгается. И дурачится... господи, да с каким же это розовым
чудом? Вероятно, это вместо кошки или канарейки. Или вместо меня... Но мне
ведь не больно. Мне - никак. Хотя нет, вру. Я ведь стою и любуюсь, да мне
просто радостно, что этот дивный мужик был моим господином и повелителем...
То есть не то, чтобы был - а бывал. Ну, вот я его таким и запомню. Только
нужно побыстрее сказать все, что я собиралась, и поставить точку на нашем...
на моем космическом бродяжничестве. Вот так. Я, Анна Первая и Прекрасная,
возвращаюсь в свои земные владения, дабы царствовать там одиноко и радостно.
Такова моя королевская воля".
Она знала, что надо торопиться, потому что при первых же ее словах этот
сказочный золотой мальчик, которым она любовалась беззастенчиво и
безразлично, исчезнет, и останется только раб, который будет заглядывать ей
в глаза снизу вверх, стараясь угадать, что же такое сделать, чтобы заслужить
подачку ее ласки.
Поэтому она страшно обрадовалась, когда он сказал что-то своему рыжему
чуду, что-то про срам и про завтрак. С набитым ртом разговор получается
всегда как-то непринужденнее, можно будет обойтись без вступления и улететь
сразу же, встав из-за стола.
- Необходимо дополнение, - сказала она, даже не здороваясь,
устанавливая на весь последующий разговор дружеский и непринужденный тон. -
Срам прикрыть попроворнее, завтрак сочинить на двоих.
Так и полыхнуло от него темным светом, и кулаки сжались с такой силой,
что волна напрягшихся мускулов побежала вверх по обнаженным рукам,
взметнулась на плечи и пропала за спиной, сойдясь между лопатками. На
какой-то миг ей показалось, что над пей навис альфа-эриданский пещерный
медведь.
- Я тебя когда-нибудь убью, - пообещал он и, повернувшись, пошел прочь,
голый и невообразимо дикий.
Вот тебе и на! Именно сейчас, когда нужно было начинать свою
программную речь, он вдруг предстал перед нею таким, каким она его в жизни
еще не видела.
Но ведь она еще не начала.
"В конце концов, - сказала она себе, - от объяснения все равно не уйти,
поскольку я не собираюсь отступать от своего решения. Пусть фавн, пусть бог,
пусть золотой зверь - все равно это ненадолго, а затем я начну его угнетать,
отвлекать от, заводить на, приводить в... короче, придется перебираться в
другую зону дальности. Конечно, он никогда не спросит, как я развлекаюсь в
этой самой зоне - ну не настолько же он атавистичен. Но все-таки я связана.
И не ощущением своего замужества - за последние полтысячи лет брак
наконец-то стал тем, чем и должен был всегда быть, то есть состоянием
удобным, как хорошо сшитая перчатка: греет, но не давит. Нет, пока я связана
с Аланом, меня гнетет именно мое положение властительницы. Какой чудак в
глубокой древности умудрился во всеуслышанье изречь, что мы в ответе за тех,