"Эрик Ван Ластбадер. Вознесение к Термагантам (Сб. "Число зверя")" - читать интересную книгу автора

- Послушайте, я вижу, что я в Париже, но как, ради всех чертей, я
здесь очутился?
Мы подошли к тротуару и перешли довольно крутую улицу.
- Какое объяснение вас устроит? - спросила она. - Научное,
метафизическое или паранормальное?
- А какое из них истинно?
- О, мне кажется, все они одинаково истинны.., или ложны. Все зависит
от вашей точки зрения. Я досадливо качнул головой.
- Но дело в том, видите ли, у меня нет точки зрения. Чтобы она была,
мне надо понять, что происходит, а я не понимаю.
Она кивнула, обдумывая каждое мое слово.
- Может быть, это только потому, что вы не готовы еще услышать, что я
говорю. Точно так же, как не готовы увидеть картины.
Мы повернули налево, потом еще налево, ко входу на станцию метро
Анвер в стиле Арт Нуво, и я с интересом поймал себя на том, что мои мысли
вернулись назад во времени. С удивительной ясностью я увидел лицо матери.
Она была красивой женщиной, сильной во многих отношениях, слабой и
пугливой в других. Например, в отношениях с другими людьми она могла быть
твердой как скала и очень напористой. Однажды я был свидетелем, как она
сбила на сотню долларов цену на часы "Ролекс", объясняя владельцу
магазина, что у нее девять сыновей (а не два, как было на самом деле),
каждому из которых когда-нибудь понадобится ко дню окончания школы подарок
- вроде этих часов, которые она выбрала для меня. Помню, как мне пришлось
потупить глаза, чтобы не захихикать в жадную морду лавочника. На улице же,
когда часы застегнулись у меня на руке, мы с матерью стали хохотать, пока
не выступили слезы. Этот смех еще до сих пор во мне отдается, хотя матери
давно уже нет.
С другой стороны, мать одолевали страхи и суеверия, особенно когда
дело касалось детей. Ее отец, которого она обожала, умер, когда ей было
всего четырнадцать. Однажды она мне рассказала, что, когда я родился, ее
пожирали страхи перед всем, что может со мной случиться: болезни,
катастрофы, дурная компания - все это она обсасывала со всех сторон. Она
не хотела, чтобы я преждевременно ее покинул, как сделал ее отец. Он
снился ей, снилось, как он вечером дремлет в кресле, в рубашке и халате, в
ночных шлепанцах, и карманные золотые часы лежат у него на ладони, будто
чтобы проснуться вовремя для работы. Она тихо пробиралась через гостиную и
залезала ему на колени, сворачиваясь, как собака, закрывая глаза, и тогда
он ей снился.
Моя мать не успокоилась, как можно было ожидать, после рождения меня
и моего брата Германа. Как она мне потом сказала, потому что она знала
свою судьбу: ей суждено было родить Лили. И Лили подтвердила худшие страхи
моей матери, унылый взгляд на мир. Конечно, она обвиняла себя в уродствах
Лили. Конечно, у нее был нервный срыв. И конечно, от этого стало только
хуже для нас и для нее. С определенной степенью уверенности можно было
сказать: накликала. Она ужасалась жизни и потому породила жизнь, которая
ужаснула ее. Удивительно ли, что Лили ужасала и нас? Мы с Германом учились
на примере, как все животные.
Я не виню свою мать. Она так же не могла изменить свое поведение, как
малиновка не может не летать. Это то, что делают малиновки - летают. И
если быть честным до конца, Лили была мерзким ужасом. И тоже ничего не