"Леонид Латынин. Гример и муза ("Русская правда", трилогия, #3) " - читать интересную книгу автора

мгновенье замер, подумал. О чем? Стоит ли? Нет. Это уже вчера на самом деле
было решено. Успеет ли до их выхода? Да! Зачем же Таможенник так рано
приперся в дом Сотых, когда за всю свою жизнь дальше домов имен и не
показывался? А затем, что Таможенник должен сам, прежде чем услышит ответ
Гримера, посмотреть на материал, с которым тот работает. Почему не сделал
это прежде, чем пришел к Гримеру? До того как Гример начнет быть движимым
пружиной, любой порядок неприемлем, это вот потом последовательность имеет
единственный вариант, а сейчас... А сейчас Сотые уже встали. Были одеты и
готовы к продолжению работы с Гримером, они даже подошли к двери, когда в
ней возник Таможенник. Оба попятились... Уж они-то знали, кто перед ними,
все мысли всегда в эту сторону, - осклабились. И опять у Сотого радостный
комар впился в сердечко, вот оно... А у Таможенника мало времени. Он
ухмыльнулся. Подошел сначала к Сотой, провел пальцами по коже лица, отвернул
кожу век, открыл пальцем рот. Расстегнул рубаху, спустил вниз, рубаха
сползла и застыла горкой вокруг ее ног. - Шагни вперед. - Она шагнула.
Таможенник опустился на колени, поднял ее правую ногу, затем левую, осмотрел
тщательно ступни, поводил ладонью по ее пяткам. Гладкие, розовые, ровные,
словно свет красного фонаря в тумане. Посадил в кресло. Попросил Сотого
приблизить свет лампы, пальцами, как пианист по клавишам, пробежал по коже,
на боку пальцы почувствовали, что кожа не отзывается на прикосновение,
словно западающий клавиш, чуть сильнее погрузил палец в кожу - ага, глубже
была реакция, тело Сотой было настроено и звучало вполне перспективно, в
последний раз тронул правой рукой шею, провел согнутым пальцем по губам,
дождался полной реакции, бережно вышел из касания. Тело еще несколько минут
звучало... Пойдет... После осмотра Сотого, столь же тщательно быстрого,
методичного, профессионального, он попросил его чуть приподнять голову.
Сотый приподнял голову. - Довольно, - Таможенник уже шел к двери. Сотые
посмотрели друг на друга. Они были счастливы. Она бросилась к нему на шею. -
Господи, как я рада. Это был Таможенник. Он гладил ее волосы и тоже плакал.
Просто чуть не сошел с ума от радости. Зареванные и счастливые, они стали
одеваться.
XIII А Таможенник и Гример в это время движутся по направлению к Дому,
и головы каждого светятся в тумане. Когда мысли ярки, они различимы и сверху
тоже. Видишь, как ползет свет Гримера - много медленнее, чем Таможенника.
Оно и понятно. Гример еще не додумывает, а Таможенник делает. Всякий
делающий движется быстрее, чем думающий, как делать и, тем более, делать ли
вообще. Я уже говорил, что Город похож на вывернутый наружу античный театр.
Вот и сейчас снизу из проходов они движутся, светясь дождем в тумане, чтобы
сойтись в одной точке, где появлялся бы deux ex machina, и вот уже скоро
Таможенник, опередив Гримера, погаснет в дверях Дома. Таможенник погаснет,
не заметив и не обратив внимания ни на дождь, ни на черные мраморные стены
и, вообще, не ощущая почти ничего. Это и справедливо - до ощущений ли
делающему, ему только до очередного исполнения. А вот Гример, смотри, все
еще ползет, тяжело, боясь своего решения и запутывая себя мыслью, что, мол,
все случится, как случится в последнюю минуту, и как случится - то и будет,
как надо. И справедливо, ибо когда он поступал не думая, всегда выходило как
надо, как судьба распорядилась. И так вроде удобно было, ни за что и
отвечать не надо. И то, внезапное, решение и ощущение и есть истина, а все
расчеты и решения до - всего лишь ложь самому себе. (Господи, а может, все
наоборот! ) И Муза, может быть, права, и он еще откажется от всего, - так