"Анна Лавриненко. Восемь дней до рассвета (Повесть) " - читать интересную книгу автора

ненавижу. За что, не знаю. Просто ненавижу и думаю о том, что скоро я его не
увижу. И возможно, никогда больше не увижу. И это радует. Хотя должно быть
наоборот.
Я веду машину и курю. Вообще в последнее время я не выпускаю сигареты
изо рта. Нервничаю очень. И ненавижу его. Одновременно. Он тоже ненавидит
меня. Так же, как и я его, - ни за что. Просто так.
Мы, наверное, слишком долго пробыли вместе. Может, мы никогда и не были
такими уж друзьями, раз так ссоримся. Я вижу это по выражению его лица, по
жестам, по глазам, в конце концов. Слишком хорошо я его знаю. Знаю, что,
когда он вот так вот сужает глаза и выпячивает вперед подбородок, он очень
сильно злится. На меня. А на кого же еще? Мы ведь вдвоем вот уже сколько
времени. Он закрывает глаза, знаю, он не хочет ничего говорить, видеть меня
не хочет, поэтому пытается уснуть. Я гоню машину сильнее, слезы
наворачиваются на глаза. Думаю об одном: только бы он их не заметил.
Мы въезжаем в какой-то маленький город. Он все еще спит или делает вид.
Я плутаю по городу в поисках захудалой гостиницы и останавливаюсь у
кинотеатра. Он старенький, но, по-видимому, еще работает. Висит афиша
фильма, который сегодня покажут. Я сижу, уставившись перед собой, смотрю не
на кинотеатр, а куда-то вдаль, крепко взяв руками руль. Я уже не здесь, не в
этой машине, а где-то далеко отсюда, я не могу точно сказать, где, но
опредленно там, где мне не надо ненавидеть моего лучшего друга, а может
быть, даже там, где этого лучшего друга вообще нет. Никого нет...
- Эй, ты чего? - спрашивает он. А я и не заметила, как он проснулся.
- Сходим в кино? - предлагаю я, продолжая все так же смотреть прямо
перед собой.
- Да ради бога.
Мы выходим из машины и заходим в кинотеатр. Сеанс уже начался. На
последнем ряду сидят двое подростков и целуются. Больше никого. Я почти не
смотрю на экран. Как будто его вообще нет. Не знаю, сколько времени я уже
сижу вот так вот, уставившись в пустоту, как вдруг меня возвращает к жизни
его прикосновение.
- Мне жаль, - говорит он.
- Мне тоже, - отвечаю я.
- Все не так, как ты думаешь... на самом деле... ты мой самый лучший
друг и близкий человек... между нами какая-то пропасть... черт, я не знаю,
как это сказать...
- Я понимаю тебя... очень хорошо, - я поворачиваюсь к нему и смотрю
прямо в глаза. В темноте кинозала они почти неразличимы, но я чувствую его
горячее дыхание и прикосновение теплых рук. Он держит меня за руку. Мы
никогда раньше не держались за руки. А тут впервые взялись. И этот жест
вдруг стал таким милым и родным, что сердце сжимается от счастья, и я
понимаю вдруг, что передо мной сидит самый дорогой человек. Мое второе я. Мы
где-то вне вселенной, и все, что у нас есть сейчас, - немного мгновений,
которые надо собирать, пока мы вновь не вернулись к реальной жизни.
И тут он целует меня. И я отвечаю на его поцелуй. Мне не противно,
совсем наоборот, вдруг кажется, будто ничего лучше в мире не существует. А
ведь я смотрела когда-то на него и видела уродливое отражение себя.
Целоваться с уродом? Я пробую открыть глаза. Но это никак не меняет моих
ощущений. Когда мы отрываемся друг от друга, мы пристально смотрим друг
другу в лицо, и видим в них отражение своих собственных. Мы делаем открытие.