"Дэвид Герберт Лоуренс. Прусский офицер" - читать интересную книгу автора

Наконец, поднатужившись, ибо казалось, он превратился в безжизненную
массу, он поднялся. Но каждое движение ему приходилось выжимать из себя
усилием воли. Он был разбит, ошарашен, беспомощен. Боль была так остра, что
он схватился за кровать. Взглянув на свои ляжки, он увидел на смуглой коже
темные синяки, он знал, что если нажмет на один из них пальцем, то потеряет
сознание. Но терять сознание он не хотел - не хотел, чтобы кто-то узнал.
Никто никогда не должен узнать об этом. Это все между ним и капитаном.
Теперь на свете существуют лишь два человека - он и капитан.
Медленно, с минимальной затратой движений, он оделся и заставил себя
пойти. Все расплывалось, кроме того, что он в данный миг держал в руках. Но
с работой ему удалось справиться. Сама боль пробуждала притупившиеся
чувства. Но оставалось худшее. Он взял поднос и направился в комнату
капитана. Офицер сидел за столом бледный и хмурый. Когда денщик отдавал ему
честь, ему почудилось, что самого его больше не существует. Какое-то
мгновение он стоял неподвижно, смирившись с собственным исчезновением, потом
собрался, будто очнувшись, и тут уже капитан начал расплываться, превращаясь
в нечто нереальное. Сердце солдата заколотилось сильнее. Чтобы самому
остаться в живых, он ухватился за эту ситуацию: капитана не существует. Но,
увидев, как дрожит рука офицера, поднимая чашку, почувствовал, что все
рушится. Он удалился с ощущением, будто рассыпается, распадается он сам.
Когда капитан, восседая на лошади, отдавал приказания, а он с винтовкой и
вещмешком стоял, изнемогая от боли, ему показалось, что надо закрыть глаза.
И долгий, мучительный марш с пересохшей глоткой вызывал у него только
одно-единственное дурманящее желание: спастись.

II

Он начал привыкать даже к пересохшей глотке. Зато сияние снежных вершин
на небосводе, бежавшая с ледников светло-зеленая речка, которая извивалась
внизу, в долине, среди светлых отмелей, казались почти сверхъестественными.
Но он сходил с ума от жары и жажды. Не жалуясь, ковылял он вперед. Говорить
не хотелось - ни с кем. Над рекой, словно брызги пены или снежинки,
кружились две чайки. Разносился одуряющий запах напоенной солнцем зеленой
ржи. Марш продолжался, однообразный, словно дурной сон.
Около следующей фермы, широкого, приземистого строения неподалеку от
тракта, были выставлены чаны с водой. Солдаты пили, столпившись вокруг них.
Они поднимали каски, от их влажных волос поднимался пар. Капитан наблюдал,
сидя на лошади. Ему было необходимо видеть денщика. Каска бросала густую
тень на его светлые, неистовые глаза, но рот, усы, подбородок были отчетливо
видны, освещенные солнцем. Денщику приходилось двигаться в присутствии
высокой фигуры всадника. Он не то чтобы боялся или страшился, а словно был
выпотрошен, опустошен внутри, как пустая скорлупа. Ему казалось, что он
ничто, тень, скользящая в солнечном свете. И как ни изнывал от жажды, он
почти не мог пить, ощущая поблизости капитана. Даже каску он не пожелал
снять, чтобы вытереть влажные волосы. Ему хотелось лишь остаться в тени и
чтобы ничто не пробуждало его сознания. Вздрогнув, он увидел, как легкая
пятка офицера вонзилась в бок лошади, капитан умчался резвым галопом; и
теперь солдат мог вновь погрузиться в небытие.
Ничто, однако, в это жаркое, ясное утро не могло вернуть ему то
пространство, в котором он мог бы существовать. Среди всей этой суеты он