"Андрей Лазарчук. Мы, урусхаи" - читать интересную книгу автора

волочить да еще подкармливать...
Гельв Хельмдарн принялся объяснять, что нет ничего выше закона, и Мураш
по дыханию уловил, что Рысь объяснений не слушала, а готовилась сказать
что-то вклин. Набрала воздуху.
- Тебе защищать нас велели - в наказание или в честь? А, Хель?
И гельв оборвал свою речь. Горлом свистнул.
- Так это ты? - прошептал он.
- Я. Что, не пригожа?
Гельв вскочил, подбежал, наклонился.
- Не может быть... Ты.
И снова сел, весь белый, дрожа губой. Глаза обиженные, огромные, со
слезой внутри.

23.

Ничего Рысь после не рассказывала, да Мурашу рассказов и не надо было,
как-то оно все само собой узналось: любовь у нее была с этим парнем, да
такая, что человека живьем в тонкий пепел сжигает. И когда порушилось все,
когда их, как сцепившихся котят, друг от дружки оторвали, внутри гореть
продолжало...
У гельва у этого - тоже.
Никак не мог сейчас Хельмдарн поверить, что та давняя его печаль - и
есть вот эта страшная заскорузлая череполикая урукхайка с топором в правой
руке и с сечом в левой, и по колено в крови. Потрясло его.
Но взял гельв себя в руки, не сразу, но взял. Для суда нужно было найти
оправдание действиям подсудимых...
Не гоже нам оправдываться, сказал Мураш, да и перед кем? Мы от богов
своих отреклись, так чем ваш суд нас может пронять? Да и нет у вас над нами
суда, как нет у детей права судить стариков - огней и мук очистительных вы
не прошли. Но если хочешь послушать, так слушай...
И голосом скрипуче-ровным, как санный путь, стал рассказывать про день,
когда взорвалась Ородная Руина, и как потом перебирали руками распавшиеся
дома в восходных, особо пострадавших городцах и слободах Бархат-Тура,
доставая мертвых и обожженных, и редко когда целых; как видел сам, своими
глазами, запечатленные на кирпичной стене тени сгоревших в той чудодейной
вспышке; как ушло лето, и не стало урожая на черноземных полях, когда-то
кормивших все левобережье; как пал скот, пали кони и стали падать люди; как
ходят черные бабы по развалинам и роются, а что ищут, не говорят; как ездил
он разбирать вину между тарскими племенами и востоцкими, потому что кто-то
вырезал стойбища сначала одних, а потом других, везде оставляя слишком много
слишком явных следов...
- Хватит, Мураш, - сказала наконец Рысь, еле шевеля губами. - Видишь,
Хель заскучал...
Тот посмотрел на нее. Что-то сдвинулось в глазах, как бы моргнуло, хотя
веки не шевельнулись.
- Да, - сказал он наконец. - Месть. Наверное, я понимаю...
- Это не месть, - сказала Рысь. - И ты ничего не понимаешь.

24.