"Наталья Лазарева. Вырь (Сборник "Феми-фан")" - читать интересную книгу автора

загудели в ответ. Тогда Лага подняла руку и указала длинным испачканным
пальцем прямо на Выря. Вырь встал, боднул головой воздух и шагнул было к
Лаге, но олвы заключили Выря в свой круг и увели за собой.
Недолго отрочи дивились этому и горевали о Выре. Погалдели-погалдели, а
после побежали вниз с высокого бережка к реке. Трава, еще сухая, но уже
выбросившая живые зеленые нити, так под ноги и ложилась. Стали переходить
через речку, брызгаться. Девушки прикрывали рукавами лица, мотая головой.
Семизвенные кольца на висках так и звенели. Рашка лица не прикрывала, а
ловила брызги ртом. Талая вода, что схватила лучи Яро, блестела на пухлых
Рашкиных щеках, застилала глаза и стекала за ворот. Девушки шли по бревну,
парни тянули к ним руки, помогали идти по шаткому мосту, подхватывали на
другом берегу. Ладони ложились в ладони, и зажмурясь, кидались девушки с
бревна на бережок, словно кинув все за собой. Спрыгнула и Рашка,
порадовалась сильным рукам, подхватившим ее, поправила ленту на лбу,
стянула с ног черевики и побежала вслед за всеми по колкой холодной хвое.
Она бежала и вспоминала, как еще лето назад смотрела с завистью на
подросших подруг, которых уже отпустили на бережок. А ей пришлось всю
весну прясть в клети. И такой завистью полнилось синее оконце, и так стыло
и сводило внутри, и так пылила старая шерсть... Видно, олвы Рашку
прозевали, нужно было еще прошлой весной отпустить ее. Эти деньки многого
стоят, и олвы не велят отрочей за работой держать, а то уйдет часть силы
вятышей в землю, затомится тело.
Набегались, искололи отвыкшие за зиму ступни, пришли к белым деревьям и
стали пить их сок, сладкий и теплый. Сок был словно слюна, лился медленно,
и не напиться им было, не напиться...


Саша Постников обычно успевал на шестичасовую электричку. В Ошалове еще
можно было сесть, но потом народу набивалось много. Сначала Саша удачно
уснул. Проснулся от какого-то толчка и заметил, что наискосок от него
сидит Оля Рыжова. Непроизвольно, едва открыв глаза, но еще не совладав со
своим лицом, Саша поморщился, но тут же улыбнулся. И все же Оля Рыжова
заметила сморщенный нос и уткнулась в книжку, которую хотела было
отложить. Поехали дальше, так и не поздоровавшись, хотя с детства жили на
одной улице.
Саша поглядывал на Ольгу, и у него начинала горько и блаженно гореть
щека, в которую когда-то Ольга попала твердым весенним снежком. Видно
что-то еще, кроме колкого льда и твердой снежной крупы, вложила она в тот
комок: больно уж отзывалась щека на воспоминание.
Саша вытянул из кармана газету и почувствовал опирающийся на спинку
сидения и его левое плечо живот женщины, стоящей в проходе. Он стал
уговаривать себя, что, садясь на конечной, самой дальней станции, никто и
не думает уступать место вошедшим позже пассажирам - так уж принято. Потом
попытался оценить возраст женщины - он ей место уступит, а она еще и
обидится, что за старуху принял. В конце концов он измучился от своих
сомнений, размышлений и прикидок, торопливо встал, уронив газету, и вышел
в тамбур.
Электричка влетела под мост, застекленная дверь потемнела, и Саша на
несколько мгновений остался рядом со своим мутным отражением. Светлым
пятном выделялся большой, выпуклый, рано оставленный волосами лоб, под ним