"Новолуние" - читать интересную книгу автора (Майер Стефани)Глава вторая ШрамыКарлайл был единственным, кто сохранил спокойствие. Голос его прозвучал невозмутимо и властно, видимо, сказались века работы в больнице: — Эмметт, Роуз, выведите Джаспера из дома! Кивнув, «старший брат» тотчас перестал улыбаться. — Пойдем, Джаспер! Пытаясь вырваться из железных объятий, молодой вампир клацал зубами, сверля брата неестественно пустыми глазами. Эдвард, белее мела, прикрывал меня собой, готовый к любым нападениям. Челюсти его были стиснуты, в горле клокотал звериный рык. Боже, он что, совсем не дышит? Прекрасное лицо Розали превратилось в самодовольную маску: встав перед Джаспером — на безопасном расстоянии от его зубов, — она помогла Эмметту вывести братца через стеклянную дверь, которую заботливо приоткрыла Эсми. Тонкая рука зажала рот и нос, красноречиво выражая отношение ко всему происходящему. Судя по побелевшим губам миссис Каллен, ей было стыдно. — Мне жаль, Белла, — чуть не плакала она, вместе со всеми выходя во двор. — Эдвард, пусти меня к ней! — пробормотал Карлайл. Секундное колебание — и парень медленно кивнул, позволив мне оторваться от пола. Опустившись на колени, доктор Каллен осмотрел руку. Чувствуя, как лицо искажает гримаса боли, я изо всех сил держалась. — Вот, возьми. — Элис протянула полотенце. — В ране мелкие осколки, — покачал головой доктор Каллен, оторвал от крахмальной скатерти длинный лоскут и завязал на моем предплечье наподобие жгута. От запаха крови кружилась голова, в ушах звенело. — Белла! Отвезти тебя в больницу или обработаем рану здесь? — Лучше здесь, — прошептала я. Попаду в больницу — проблем с Чарли не оберешься. — Сейчас найду твой чемоданчик! — пообещала Элис. — Давай перенесем ее на кухонный стол, — сказал сыну Карлайл. Эдвард поднял меня словно пушинку, а доктор Каллен что есть силы сжимал предплечье. — Как ты себя чувствуешь? — Все в порядке. — Мой голос практически не дрожал, что не могло не радовать. Лицо Эдварда застыло в непроницаемой маске. Вернулась Элис с чемоданчиком Карлайла. Эдвард бережно усадил меня на стул, а доктор Каллен, опустившись рядом, не мешкая приступил к работе. Мой бойфренд по-прежнему стоял неподалеку, хмурый и надежный, как скала. — Эдвард, можешь отойти, — промолвила я. — Ничего, справлюсь, — упрямился он, хотя его губы побледнели, а глаза полыхали от напряжения. Бороться с жаждой ему куда сложнее, чем остальным. — Не надо геройствовать! Карлайл справится без твоего участия. Иди, подыши воздухом! Я поморщилась: доктор Каллен чем-то обжег мою многострадальную руку. — Лучше останусь… — Ты что, мазохист? — Эдвард, пока не поздно, найди Джаспера, — решил вмешаться Карлайл. — Наверное, он очень расстроен и в таком состоянии не будет слушать никого, кроме тебя. — Да, — с жаром согласилась я, — сходи за Джаспером! Эдвард презрительно сузил глаза: надо же, мол, вдвоем набросились, но потом кивнул и выскользнул из двери черного хода. Такое впечатление, что с момента, как я порезала палец, он ни разу не вздохнул. Жгучая боль в руке постепенно уходила, однако время от времени напоминала, что рана все-таки есть. Может, отвлекусь, если удастся сосредоточиться на лице Карлайла? Вот он склонился над моим локтем, и золотистые волосы сверкнули в ярком свете лампы. Что-то обожгло руку — я старательно терпела. Нечего изображать кисейную барышню! Не стой Элис все это время у меня перед глазами, я бы и не заметила, что она, не выдержав, выбралась из кухни. Смущенная улыбка — и девушка-эльф скользнула за дверь. — Ну вот, всех распугала, — вздохнула я. — Ты не виновата, — усмехнувшись, подбодрил меня Карлайл. — Такое могло случиться с кем угодно. — Могло, — повторила я, — но случилось, как обычно, со мной. Доктор Каллен снова усмехнулся. Его невозмутимое спокойствие разительно контрастировало с реакцией остальных. На красивом лице ни тени волнения, движения быстрые, уверенные. — Как вам это удается? — вырвалось у меня. — Даже Элис с Эсми… — Я не договорила, изумленно качая головой. Все члены его семьи соблюдали необычную для вампиров диету с одинаковым тщанием, но только Карлайл вдыхал запах моей крови, не борясь с тайным соблазном. Конечно, на самом деле ему сложнее, чем кажется со стороны. — Благодаря многолетней практике, — отозвался Карлайл. — Запах крови я практически не чувствую. Пим! пим! пим! — падали на стол осколки, извлеченные из раны. Удивительно, сколько стекла в моей руке! Очень хотелось взглянуть на растущую горку, но при моей склонности к тошноте это далеко не лучшая мысль. — А почему вы так держитесь за больницу? — Во-первых, я не могла представить, сколько лет отец Эдварда боролся со своим естеством, чтобы так себя контролировать, а во-вторых, я надеялась, что беседа отвлечет от намечающейся в желудке революции. Темные глаза Карлайла сохраняли безмятежное спокойствие. — Хм-м, мне нравится, когда… Когда мои необыкновенные способности помогают больным, у которых иначе не было бы шанса. Приятно сознавать, что моя работа делает жизнь некоторых людей легче и лучше. Знаешь, обостренное обоняние порой позволяет ставить более точные диагнозы… — Сочные губы изогнулись в кривоватой полуулыбке. Пока я обдумывала услышанное, доктор Каллен проверял, все ли осколки удалены. Потянулся к чемоданчику… Надеюсь, не за иголкой! — По-моему, вы пытаетесь искупить то, что и виной не назовешь. — Я почувствовала, как рану снова засаднило. — Ну, у вас же все так не нарочно получилось… Вы не выбирали такую судьбу и тем не менее вынуждены лезть из кожи вон, чтобы быть хорошим. — Я и не намерен что-то искупить или исправить, — покачал головой Карлайл. — Скорее, как все, стараюсь максимально использовать то, что есть. — Вас послушать — никаких проблем… Доктор снова осмотрел рану. — Ну вот, готово. — Промокнув большую ватную палочку, с которой капала густая жидкость карамельного цвета, он обработал все порезы. «Карамель» пахнет немного странно, даже голова кружится, и сильно жжет. — В самом начале, — допытывалась я, пока Карлайл накладывал повязку, — почему вы вдруг решили жить иначе, чем остальные? Доктор Каллен усмехнулся: — Разве Эдвард не рассказывал? — Рассказывал, но я пытаюсь понять, как вы рассуждали. Лицо доктора неожиданно посерьезнело: неужели мы с ним думаем о том же? Как поступлю я, когда — именно «когда», а не «если» — придет мое время? — Мой отец был священником, — сложив инструменты, Карлайл протер поверхность стола влажной марлей, затем еще раз; едко запахло спиртом, — и придерживался довольно консервативных взглядов, которые лично у меня вызывали сомнения еще до того, как я начал меняться. Доктор Каллен сложил использованные бинты и осколки на пустое блюдо. Я не сообразила зачем, даже когда он зажег спичку, но вот она полетела на проспиртованные повязки, и неожиданно яркое пламя заставило меня подпрыгнуть. — Прости, — извинился Карлайл, — так нужно. В общем, я не принял слепую веру отца, хотя почти за четыреста лет со дня моего рождения ни разу не усомнился в существовании Бога. Сомнений не возникает, даже когда смотрюсь в зеркало и не вижу отражения. Якобы разглядывая безупречно наложенную повязку, я тихонько удивлялась обороту, который приняла беседа. Вот уж не думала, что речь зайдет о религии! В моей собственной жизни веры не было. Чарли считал себя лютеранином, потому что именно к этой церкви принадлежали его родители, однако выходные предпочитал проводить на реке с удочкой в руках. Что касается Рене, она вспоминала о религии периодически в перерывах между теннисом, керамикой и французским, причем о маминых увлечениях я узнавала, когда она уже переключалась на что-то новое. — Понимаю, странно слышать подобное от вампира, — ухмыльнулся доктор, походя произнеся слово, от которого у меня до сих пор холодок по спине бежал, — тем не менее я верю: в жизни каждого должна быть цель, даже у нас. Конечно, на многое рассчитывать не стоит, — беззаботно продолжал Карлайл, — по всем без исключения данным мы прокляты. Но я наивно надеюсь, что нам воздастся хотя бы за то, что мы старались. — Ничего наивного не вижу, — пробормотала я. По-моему, никто, в том числе и Господь, не остался бы равнодушным к словам Карлайла. К тому же среди святых, которым я была согласна поклоняться, обязательно присутствовал бы Эдвард. — И со мной наверняка согласится подавляющее большинство. — Вообще-то ты у меня первая союзница. — Разве в семье с вами не солидарны? — спросила я, на деле интересуясь конкретным ее членом. Карлайл догадался, о ком речь. — Эдвард поддерживает меня — до определенной степени. Мол, Бог и рай существуют… так же, как и ад. Но в загробную жизнь для таких, как мы, он не верит. — Доктор Каллен говорил очень тихо, глядя через открытое окно в темноту. — Видишь ли, ему кажется, что душу мы утратили. Тут же вспомнилось, что сказал Эдвард после школы: «Если, конечно, не хочешь умереть, или что там с нами происходит…» От перепада напряжения одна из ламп несколько раз мигнула. — В этом все дело? — догадалась я. — Вот почему он из-за меня так упрямится… — Смотрю на… сына, — спокойно продолжал Карлайл, — сила, ум и доброта горят в нем словно яркие звезды, многократно укрепляя мою веру и надежду. Почему на свете только один такой Эдвард? С другой стороны, если бы я мыслил так же, как он… — доктор Каллен буравил меня взглядом бездонных глаз, — если бы ты мыслила так же, как он, согласилась бы украсть его душу? Ну что тут скажешь? Вот так вопрос… Спроси он, готова ли я отдать за Эдварда душу, — ответила бы не задумываясь, но ставить на карту — По-моему, ты понимаешь, в чем дело… Я покачала головой, осознавая, что веду себя как капризная девчонка. Карлайл вздохнул. — Решать мне! — настаивала я. — И ему… — увидев, что я собралась спорить, мистер Каллен поднял руку, — если, конечно, превращение совершит он. — Ну, такая возможность есть не только у Эдварда, — задумчиво напомнила я. — Это уж на ваше усмотрение, — хохотнул доктор Каллен, а потом вздохнул. — Вот у меня полной уверенности нет: вроде бы всегда хотел, как лучше, но имел ли право обрекать на такое существование других? Я не ответила, представив, какой была бы моя жизнь, не реши Карлайл покончить со своим одиночеством. — Это мать Эдварда меня подвигла, — чуть слышно проговорил доктор Каллен, глядя куда-то вдаль. — Его мать? — Каждый раз, когда заговаривали о родителях, Эдвард отвечал: они умерли так давно, что в памяти остались лишь смутные образы. А Карлайл, похоже, отлично их помнит, хотя и знал совсем недолго. — Да, ее звали Элизабет, Элизабет Мейсен. Несмотря на все старания медиков, отец, Эдвард-старший, так в себя и не пришел. Он умер во время первой волны гриппа, а вот Элизабет оставалась в сознании до самого конца. Эдвард очень на нее похож: те же густые, с необычным бронзовым отливом волосы и зеленые глаза. — У него были зеленые глаза? — переспросила я, пытаясь себе это представить. — Да… — В золотисто-карем взгляде Карлайла светилась многовековая грусть. — Элизабет очень переживала за сына… Теряя последние силы, то и дело подходила к кроватке, чтобы проверить, как он. Я боялся, что мальчик умрет первым: он казался намного слабее матери. Однако смерть, стремительная и неумолимая, пришла за Элизабет. Случилось это вечером, когда я сменил работавших в первую смену докторов. Соблюдать условности было невыносимо сложно — столько работы, отдыхать совершенно не хотелось… До сих пор помню, с какой безысходностью я возвращался под утро домой и притворялся спящим, в то время как в больнице умирали десятки людей… Итак, первым делом я решил проведать Элизабет с сыном. Я к ним привязался, что, учитывая слабость человеческого тела, делать не стоило. Увидев ее, я сразу понял: наступило ухудшение. Лихорадка набирала обороты, а обессилевшее тело сопротивляться не могло. Впрочем, когда женщина оторвалась от колыбельки, силы в свирепом взгляде было предостаточно. «Спасите его!» — приказала она хриплым голосом, на который еще было способно воспаленное горло. «Сделаю все, что смогу», — пообещал я, взяв миссис Мейсен за руку. Из-за сильного жара моя рука ей холодной не показалась; думаю, ей все казалось холодным. «Вы обязаны, — настаивала Элизабет, сжимая мою ладонь с такой решимостью, что появилась надежда: вдруг поправится? Глаза блестели, как драгоценные камни, как изумруды! — Вы должны подключить все свои способности! Дайте Эдварду то, что другие не могут!» Я не на шутку перепугался: ее взгляд был так пронзителен, словно миссис Мейсен знала мой секрет. А потом лихорадка взяла свое: бедняжка умерла, не приходя в сознание, через час после того, как высказала свою странную просьбу. Я уже несколько десятилетий мечтал завести друга, который знал бы меня настоящего, а не такого, каким я притворялся перед людьми. Но разве можно намеренно обрекать человека на подобное существование? Эдвард умирал, ему осталось всего несколько часов. Малыш лежал рядом с мамой, чье лицо даже после смерти казалось встревоженным. Века не властны над чудесной памятью доктора Карлайла: он воскрешал события с поразительной четкостью. Вместе с ним я увидела и почувствовала холодное отчаяние больницы и мрачное торжество смерти, горящего в лихорадке Эдварда, его тщедушное тельце, из которого стремительно уходила жизнь… Ужас! Я покачала головой, пытаясь избавиться от жуткого наваждения. — В ушах звенели последние слова Элизабет. Откуда она узнала? Разве мать может желать для сына подобной участи? Я посмотрел на Эдварда: слабый, бледный, мучительно красивый. Лицо чистое, благородное… Именно о таком сыне я всегда мечтал. После многолетних колебаний и нерешительности я просто поддался порыву. Коллеги не заметили, что мальчик дышит: в ту пору не хватало ни рук, ни глаз, чтобы и за половиной больных уследить. В морге не было никого… то есть никого из живых; я пронес его на чердак и по крышам — к себе домой. Не зная, с чего начать, я вспоминал, как несколькими веками ранее в Лондоне ранили меня самого. И с трудом решился. И все-таки о сделанном я не жалею: я ведь спас Эдварда… Возвращаясь к настоящему, доктор Каллен покачал головой: — Наверное, нужно отвезти тебя к отцу. — Я сам отвезу, — заявил мой бойфренд, беззвучно появившись из столовой. Лицо безмятежное, но глаза… Эдвард явно что-то скрывает. Сердце в предчувствии сжалось. — Лучше Карлайл. — Его рубашка вся была в кровавых пятнах, а правое плечо измазано розовой глазурью с торта. — Я в порядке, — сухо произнес Эдвард, — а вот тебе нужно переодеться. У Чарли случится инфаркт, если увидит тебя такой. Скажу Элис, пусть принесет что-нибудь из одежды. — Каллен-младший решительно шагнул к двери. — Он очень расстроен, — с тревогой взглянув на доктора, отметила я. — Да. Сегодня случилось именно то, чего больше всего боится Эдвард: из-за наших естественных потребностей ты оказалась в опасности. — Он не виноват. — Ты тоже. Я не хотела соглашаться с Карлайлом. Ну зачем он так грустно и понимающе смотрит на меня! Протянув руку, доктор помог мне встать и повел в гостиную. Вернувшаяся Эсми протирала пол, судя по запаху, неразбавленным отбеливателем. — Позвольте мне… — церемонно предложила я, чувствуя, что снова заливаюсь румянцем. — Да я уже заканчиваю, — улыбнулась миссис Каллен. — Как ты? — В порядке. Карлайл штопает раны быстрее, чем все мои предыдущие доктора. Родители Эдварда засмеялись. В гостиную вошли Элис с Эдвардом; девушка бросилась ко мне, а ее брат с непроницаемым лицом встал чуть поодаль. — Пошли, — позвала Элис, — подберем что-нибудь поприличнее. Оказывается, она уже нашла блузку Эсми практически того же оттенка, что и моя. Чарли в жизни не заметит подмену! Папа нередко видит меня в бинтах, надеюсь, не слишком удивится. — Элис! — шепотом позвала я, заметив, что она направляется к двери. — Да? — наклонив голову, негромко спросила девушка. — Все очень плохо? — Шептала я, конечно же, напрасно: мы на втором этаже, дверь закрыта, но Эдвард все равно может услышать. — Пока не знаю. — Как Джаспер? — Сильно расстроился. Это было испытанием прежде всего для него, а он не любит показывать слабость и проигрывать. — Джаспер не виноват. Передай, что я ничуть на него не злюсь, ладно? — Да, конечно. Эдвард ждал у входной двери и, едва завидев нас на лестнице, тотчас ее открыл. — Подарки возьми! — напомнила Элис, когда я робко подошла к ее брату. Я быстро собрала серебристые свертки, отыскала фотоаппарат и сунула в здоровую руку. — Спасибо скажешь потом, когда откроешь! Эсми с Карлайлом пожелали мне доброй ночи, так же, как и я, украдкой поглядывая на подозрительно апатичного парня. На улице было прохладно и свежо. Я поспешила прочь от японских фонариков и ваз с розами, которые отныне будут напоминать о неприятном инциденте. Эдвард молча шел рядом, затем открыл пассажирскую дверь, и я покорно села в машину. Новую магнитолу украсили красным бантом; его пришлось сорвать и бросить на пол. Когда за руль сел Каллен, я поспешно спрятала злосчастную ленту под сиденье. На подарок он даже не взглянул, и я не решилась опробовать радио. В гнетущей тишине мотор ревел оглушительно. Эдвард гнал по темной дороге с невероятной для моего пикапа скоростью. Затянувшееся безмолвие сводило с ума. — Скажи что-нибудь! — взмолилась я, когда мы свернули на шоссе. — Что, например? — холодно спросил Каллен. Зачем он так?! — Скажи, что меня прощаешь! Бесстрастное, словно маска, лицо на мгновение ожило, перекосившись от гнева. — Прощаю? За что? — Будь я аккуратнее, ничего бы не случилось. — Белла, ты порезалась упаковочной бумагой — за такое на электрический стул не сажают. — Все равно я виновата. Мои слова будто прорвали невидимую плотину. — Виновата? Представь, что случилось бы, порежь ты палец в доме Майка Ньютона перед Джессикой, Анжелой и другими нормальными друзьями! В худшем случае они не смогли бы правильно наложить повязку. Даже если бы ты просто споткнулась и упала — а не была в панике сбита с ног, — чем бы это грозило? Ну, по дороге в больницу могла перепачкать кровью сиденья… Пока накладывали швы, Майк Ньютон держал бы тебя за руку, а не боролся с желанием убить на месте. Белла, не перекладывай вину на себя, от этого мне только хуже. — Каким образом в наш разговор попал Майк Ньютон? — Майк Ньютон попал в наш разговор, потому что он, черт возьми, подходит тебе гораздо больше. — Лучше умру, чем буду встречаться с Майком Ньютоном, — заявила я. — Лучше умру, чем буду встречаться с кем угодно, кроме тебя. — Пожалуйста, только мелодрам не надо! — А ты ерунду не говори! Каллен не ответил, мрачно, без всякого выражения глядя в лобовое стекло. Боже, ну как мне все исправить? Я ломала голову, но вот мы подъехали к дому, а на ум так ничего и не пришло. Эдвард заглушил мотор и сидел, судорожно сжав руль. — Может, останешься? — спросила я. — Мне нужно домой. Больше всего на свете я боялась, что он впадет в депрессию. — Ну, в честь моего дня рождения! — Слушай, нельзя же и так и эдак: либо ты хочешь, чтобы окружающие игнорировали твой праздник, либо нет. Голос звучал строго, но уже не так мрачно, как прежде, и из моей груди вырвался чуть слышный вздох облегчения. — Ладно! Я не хочу, чтобы ты игнорировал мой праздник. Жду тебя наверху. Выбравшись из машины, я обернулась, чтобы взять подарки. — Не нравятся — не бери, — хмуро сказал Эдвард. — Нравятся! — заявила я и подумала, что он, возможно, просто поддразнивает меня. — Как же так? Карлайл с Эсми кучу денег потратили! — Ничего, переживу. — Неловко зажав подарки в здоровой руке, я громко захлопнула дверцу. Доля секунды — и Эдвард стоял рядом. — Может, хоть нести помогу? — забирая свертки, предложил он. — Давай, жду тебя в комнате. — Спасибо, — улыбнулась я. — С днем рождения! — вздохнул он и, наклонившись, прильнул к моим губам. Я встала на носочки, чтобы поцелуй длился подольше, но Каллен отстранился. Его лицо озарила привычная кривоватая улыбка, и он исчез в темноте. Бейсбол еще не кончился, и, не успев войти, я услышала, как диктор пытается перекричать ропот беснующихся трибун. — Беллз! — позвал Чарли. — Да, пап, я! — Нужно подойти поближе, а порезанную руку держать как можно естественнее. Любое движение причиняет жгучую боль: наверное, анестезия перестает действовать. — Как все прошло? — Чарли развалился на диване, положив босые пятки на подлокотник. Вьющиеся каштановые волосы, вернее, то, что осталось от некогда густой шевелюры, с одной стороны примялось, словно блин. — Эллис превзошла саму себя: цветы, свечи, торт, подарки, в общем, все как полагается. — Что подарили? — Стереоустановку в машину и еще кучу подарков, которые даже не вскрыла. — Bay! — Да уж, — кивнула я. — Ладно, пойду спать. — Что с рукой? Беззвучно выругавшись, я залилась краской. — Ничего, поскользнулась. — Белла! — вздохнув, покачал головой Чарли. — Спокойной ночи, папа! Я поспешила в спальню, где хранилась пижама для ночей вроде этой, и вместо заношенного до дыр флисового костюма кое-как втиснулась в просторные брюки-карго и подходящий по цвету топ. Рана ныла, я даже морщилась от боли. Одной рукой я ополоснула лицо, вычистила зубы и побежала в комнату. Каллен сидел на кровати, лениво играя с одним из серебристых свертков. — Привет! — без всякой радости проговорил он. Ну вот, депрессия… Я подошла ближе, забрала подарки и уселась к нему на колени. — Эй!.. — Я прильнула к каменной груди. — Можно открыть? — Откуда такой энтузиазм? — Сам заинтриговал! Первым выбрала плоский длинный сверток, по всей вероятности, от Карлайла с Эсми. — Лучше дай мне, — со вздохом предложил Каллен, стремительным движением сорвал серебристую обертку и протянул белую прямоугольную коробочку. — Доверишь поднять крышку? — съязвила я. Внутри был длинный картонный формуляр с огромным количеством мелко набранного текста. Пока сообразила, что к чему, прошло не менее минуты. — Мы летим в Джексонвилл? — Плохого настроения как не бывало. Туристический ваучер на два авиабилета для нас с Эдвардом! — Так и было задумано. — Поверить не могу! Рене с ума сойдет! Слушай, а ты-то согласен? Там ведь солнечно, придется весь день сидеть взаперти. — Постараюсь справиться, — нахмурился Эдвард. — Знал бы, какая будет реакция, заставил бы открыть подарок перед Карлайлом и Эсми. Мне почему-то казалось, что ты рассердишься. — Ну, конечно, все это слишком, зато полетим вместе! — Теперь жалею, что сам не купил подарок. Оказывается, здравый смысл у тебя все-таки присутствует. Я отложила ваучер и, сгорая от любопытства, потянулась за его подарком. Однако распаковать мне его так и не позволили. Доля секунды — и Каллен протянул подарочный футляр с серебристым диском внутри. — Что это? — растерянно спросила я. Эдвард молча забрал диск, вставил в плеер, пылившийся на прикроватной тумбочке, и нажал на воспроизведение. Полилась музыка. Я слушала с широко раскрытыми от изумления глазами. Эдвард явно ждал какой-то реакции, но язык не повиновался. Откуда ни возьмись, появились непрошеные слезы, их пришлось вытереть, пока не покатились по щекам. — Рука болит? — с тревогой спросил Каллен. — Нет, дело не в этом… Милый, музыка просто чудо, о лучшем подарке и мечтать нельзя. Даже не верится… — Я осеклась, вся обратившись в слух. Это музыка Эдварда, композиции его собственного сочинения, а первой шла моя колыбельная. — Ты ведь не позволила бы купить рояль, чтобы я мог играть прямо здесь? — Конечно, нет! — Как рука? — В полном порядке! На самом деле под повязкой будто пожар полыхал. Лед, мне срочно нужен лед! Ладонь Эдварда тоже подойдет, однако просить нельзя — сразу обо всем догадается. — Сейчас принесу тайленол. — Ничего не нужно, — возразила я, но Каллен пересадил меня на кровать и направился к двери. — Чарли!.. — прошипела я. Папа не подозревал, что мой бойфренд частенько остается ночевать. Узнай он об этом, у него инфаркт случится. Однако виноватой я себя не чувствовала: ничем предосудительным мы не занимались. — Он меня не поймает, — пообещал Эдвард, без звучно исчез за дверью и… вернулся еще раньше, чем она коснулась рамы, держа чистый стакан и упаковку тайленола. Таблетки я выпила, не сказав ни слова: что толку спорить, если наверняка проиграю? Тем более рука с каждой секундой беспокоила все сильнее. В комнате до сих пор звучала колыбельная: звуки мягкие, спокойные, умиротворяющие. — Уже поздно, — заявил Эдвард. Р-раз — он сгреб меня в охапку, два — приподнял одеяло, три — уложил на кровать и заботливо укрыл. Сам лег рядом, но поверх одеяла, чтобы я не замерзла, и обнял. Положив голову на его плечо, я счастливо улыбнулась: — Спасибо… — Не за что! Мы долго молчали, а колыбельная тем временем кончилась, и зазвучала любимая песня Эсми. — О чем думаешь? — шепотом спросила я. — Ну… взвешиваю все «за» и «против», — после секундного колебания ответил он. По спине побежали мурашки. — Помнишь, я попросила не игнорировать мой день рождения? — Надеюсь, отвлекающий маневр был не слишком явным. — Да, — осторожно проговорил Эдвард. — Так вот, поскольку праздник еще не закончился, хочу, чтобы ты снова меня поцеловал. — Ты сегодня такая жадная! — Ну, если не хочешь, не надо себя заставлять, — съязвила я. Хохотнув, Каллен тяжело вздохнул. — Не дай бог мне себя заставлять! — с непонятным отчаянием проговорил он и, обняв за шею, прильнул ко мне. Поцелуй начался как всегда: Эдвард соблюдал осторожность, а мое сердце неслось бешеным галопом. Однако потом что-то изменилось: его губы стали требовательнее и настойчивее, а руки, зарывшись в мои волосы, не давали отстраниться. Я и не желала, и, хотя, играя с бронзовыми прядками, фактически перешла дозволенные границы, он впервые не сказал «стоп». Через тонкое одеяло тело Эдварда казалось очень холодным, но я к нему так и льнула. Вдруг все резко закончилось: ласковые и сильные руки Каллена просто держали меня на расстоянии. Я откинулась на подушки: голова кружилась, как после американских горок, и мучили обрывки каких-то воспоминаний… — Прости… — Господи, да у него тоже дыхание сбилось! — Я не имел права… — Разве кто возражает? — Я буквально умирала от желания. — Белла, постарайся заснуть, — нахмурился Эдвард. — Нет, хочу еще один поцелуй! — Похоже, ты переоцениваешь мои волевые качества. — Что соблазнительнее: мое тело или моя кровь? — Пожалуй, одинаково. — Усмехнувшись, он мгновенно посерьезнел. — Слушай, может, перестанешь испытывать судьбу и попытаешься заснуть? — Договорились, — кивнула я, покрепче к нему прижимаясь. Сил в самом деле почти не осталось. Во многих отношениях день получился трудным, но, как ни странно, облегчения я не испытывала. Казалось, завтра будет еще хуже. Конечно, глупо: что может быть хуже, чем сегодня? Наверное, так с некоторым опозданием проявляется шок. Я украдкой коснулась рукой плеча Каллена, чтобы прохладная кожа успокоила пылающий под повязкой пожар. М-м-м, сразу полегчало. Уже засыпая, я наконец сообразила, о чем напомнил поцелуй. Весной, когда пришлось разделиться, чтобы сбить со следа Джеймса, Эдвард поцеловал меня, не зная, увидит ли снова. Его губы казались горько-сладкими, как и сегодня… Но почему, где связь? Содрогаясь, будто в предвкушении кошмара, я провалилась в забытье. |
|
|