"Александр Герасьевич Лебеденко. Восстание на 'Св.Анне' " - читать интересную книгу автора

- Пора караул сменить. Будьте здоровы, ваше благородие!
Два дня и ночь идем вслед за "Мининым" и "Ярославной". Тяжелые массы
плавучего снега шуршат. Короткий день по-прежнему зажигает снежную пустыню
россыпью серебра и опалов. Глаза устали от блеска и отдыхают только на
черной дороге, проделанной ледоколом во льдах. Вечерами туманится и мреет
северная даль.
Ночи - черные с голубыми звездами. "Св. Анна" медленно плывет во тьме
вслед за зеленым огнем "Ярославны". Ночью еще сильней плещутся, шуршат и
стучат льдины. Ночью во льдах вахта требует напряженности и спокойствия.
Нужно зорко держать курс. Каждую минуту того и жди, что нос судна врежется в
ледяную, не тронутую ледоколом массу.
К утру третьего дня мы подошли к горлу Белого моря. Сейчас это почти
непроходимое место. Ветры Северного моря, бушующие на тысячеверстных
пространствах от Америки до Сибири, гонят льды к Кольским и Вайгачским
берегам, и глыбы развороченных толстых льдин, вместе с острыми осколками
ледяных гор, стаями сбиваются в узком горле Белого моря. Льдина на льдину,
гора на гору, тесно сбитые, скованные друг с другом в одну сплошную массу,
льды скрипят на морозе под давлением новых ледяных полей, и могучий ледокол,
попавший сюда, кажется, маленькой, беспомощной игрушкой.
Трубы "Минина" шлют густые тяжелые клубы дыма на снега, окружившие
небольшой караван судов. "Ярославна", "Русанов" и мы ползем черепашьим
шагом, так что вода в фарватере между ледоколами и нами успевает прикрыться
тонкой зеленоватой коркой льда.
Днем в бинокль мы опять наблюдаем, как перегруженный людьми и кладью
"Минин" бешено атакует ледяные торосы.
В 10 часов утра я поднялся на командный мостик.
Вахты стали двухчасовыми, - дольше из-за мороза не простоять. Я не
успел выспаться и чувствовал себя усталым. Но на этот раз Чеховской, к моему
удивлению, не спешил покинуть мостик. Он не обратил на меня никакого
внимания и упорно продолжал смотреть в бинокль, но не туда, где с тупым
упорством дробил льды тяжелый "Минин", а назад, где на много десятков
километров раскинулись льды Белого моря. Я невольно посмотрел в ту же
сторону, но не увидел ничего примечательного. Вздыбленные торосистые льды на
большом отдалении сливались в однообразную белую массу, и косые лучи
утреннего солнца играли в кристаллах сухого морозного снега. Я взглянул на
компас, перекинулся несколькими словами со стоявшим у руля Сычевым и стал
набивать трубку, не обращая внимания на Чеховского. Так продолжалось минут
пять. Чеховской упорно не отрывался от бинокля.
Наконец он опустил руку с биноклем и, продолжая смотреть в ту же
сторону, сказал:
- Что же это может быть, Николай Львович? Ваше мнение?
Я посмотрел еще раз назад и опять не увидел ничего достойного внимания.
- Вам труба заслоняет. Идите на мое место, - сказал Чеховской и
протянул мне бинокль.
Я перевел стекла на свою шкалу и приложил бинокль к глазам. Белое поле,
пересеченное узкой полоской нашего фарватера, запрыгало перед глазами. Я
медленно поднимал бинокль, идя вдоль черной ленты, прорезавшей снега и льды,
и, наконец, с трудом уловил небольшую точку и около нее черточку, которые
все же были достаточно велики, чтобы признать в них пароход и идущую от него
струю дыма. Больше ничего не было видно.