"Михаил Николаевич Лебедев. Последние дни Перми Великой (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

ведь, слава Богу, не дотронулся пока до обычаев наших древних, оставил
даже вече народное по старине да по вольности, а только приказных своих к
вечу приставил. А те уж, известно, обо всем в Москву отписывают. А оттуда
нагоняй за нагоняем летит посадникам нашим... Ну, и пляшет нынче Новгород
Великий под дудку московскую, потому как нельзя иначе...
- Не красны дела у Новгорода Великого, чего говорить! - покачал
головой Микал. - Потеснила-таки его Москва проклятая, ой как потеснила!..
- А я, человек грешный, уж не мог претерпеть, - продолжал Арбузьев,
попробовав еще пива пенного, - пораспалился я гневом лютым на князя Ивана,
который родителя моего убить повелел... Не захотелося мне идолу
московскому кланяться, не захотелося и в Новгороде околачиваться, ибо
всюду москвитяне со своим носом длинным совались. А сердце у меня так и
посасывает, так и посасывает, просто спокою нет. А в голову мыслишка такая
втемяшилась, что споначалу даже самому мне страшно стало. Э, думалось мне
в те поры, не пропадать же нам из-за одного человека злодейского, сиречь
Ивана Московского, который всех бед причина! Убить его надо, как он
родителя моего убил со товарищи!.. Ну, и дошло до того, что не стерпел я,
высказал думушку потайную другу своему, сыну купца новгородского, Пашку
Григорьевичу, у которого отца тож москвитяне зарубили, только не на казни,
а в ссоре на мосту Волховом. А Пашко и не весть как обрадовался. Что ж,
говорит, ладно, оборудуем мы дело сие. Отомстим за наших родителей да за
мучения людей новгородских!.. Принялись мы товарищей подыскивать, чтоб не
меньше полусотни витязей было. А голытьбой тогда в Новгороде хоть пруд
пруди было. Живо мы пять десятков молодых ребят залучили, снарядили их
оружием на свой кошт да риск да и зачали думушку думать немалую, как бы
князя Ивана погубить? А это ведь трудненько было... Одначе, пока мы с
Пашком мозгами ворочали, затесался промеж ребят наших изменник заведомый,
пронюхал, о чем мы совет держали, да и донес о том воеводам московским. А
те уж зевать не любят, коли где добычей припахивает. Мигом на нас стража
московская нагрянула, почитай, полк целый, принялись искать-поискать... но
мы ведь тоже парни не промахи, незадолго о беде той прослышали, да и все
стрекача задали. Попался только Пашко-бедняга, у невесты своей, вишь,
призамешкался, и сгубил себя этим добрый молодец! Отрубили ему голову по
приказу князя Ивана, а меня с товарищами прочими присудили той же казни
предать, только поймать им не удалося нас, оттого и цел я перед вами сижу,
князья почтенные, да заедин с вами думаю Москву отгонять, ежели пожалует
он в Пермь Великую!..
Воцарилось недолгое молчание, во время которого Микал успел передать
дяде суть речи словоохотливого новгородца, не скрывшего ничего из своей
прошлой жизни. Ладмер зачавкал губами и промычал:
- А сильна же она - Москва проклятая! Смотри ведь, как Новгород
скрутила... А все же не надо нам робеть раньше времени...
- А как вы о том разузнали, что москвитяне в поход пошли на нас? -
спросил Микал у Арбузьева, тянувшего брагу из ендовы.
- А зимовали мы нынче на Волге-реке, около самого устьица Камского. А
тут к нам один москвитянин пристал, который из темницы московской убег...
И поведал он нам без утаечки, каковы дела на Москве у них творятся... А
потом и другие слухи были... По зиме ведь еще рать московская выступила,
значит, вскорости быть здесь должна...
- Беда, беда! - понурил голову Микал. - Смеем ли мы Москве