"Евгений Николаевич Лебедев. Ломоносов " - читать интересную книгу автора

кровь Тимура, сын молдавского господаря Дмитрия Константиновича Кантемира,
энциклопедически образованного человека, познания которого высоко ценились
Петром ("Оный господарь человек зело разумный и в советах способный"),
Вольтером и др., в трехлетнем возрасте становится русским подданным и
обретает в России настоящую свою родину. Получив образование в
Славяно-греко-латинской академии, А. Д. Кантемир стал одним из виднейших
русских поэтов первой трети XVIII века и одним из наиболее перспективных
деятелей знаменитой "Ученой дружины". Неудачи "дружины" обернулись для него
отсылкой в Лондон в качестве русского дипломатического резидента при
тамошнем дворе, а затем - в Париж в том же качестве.
Сын астраханского священника Василий Кириллович Тредиаковский в
девятнадцатилетнем возрасте отправляется с азиатской границы империи в
Москву, в Славяно-греко-латинскую академию, оттуда - в Гаагу, а потом - в
Париж. Изучив досконально античную, средневековую и новейшую
западноевропейскую литературу, философию и теологию, в 1730 году (то есть
когда воцарилась Анна Иоанновна и началась бироновщина) он возвращается в
Петербург, мечтая возглавить просветительское движение в стране, но
встречает со стороны власти глухое непонимание и открытую вражду. Униженный,
осмеянный, непонятый, затаивший обиду, он, однако, не оставляет своих
замыслов и все оставшиеся силы отдает просвещению соотечественников...
Многих в ту головокружительную пору позвала Россия, но избранником в
полном смысле этого слова стал лишь Михайло Васильевич Ломоносов, сын
черносошного крестьянина, великий человек, познавший Русь "от темной клети
до светлых княжеских палат" (А. Н. Майков), первым из деятелей новой русской
культуры завоевавший мировую славу.
Он сознавал, что судьба именно ему назначила совершить духовный подвиг,
который был не под силу его современникам, и им было очень нелегко с ним
общаться. Что касается врагов Ломоносова, так те просто считали его грубым
мужиком, который за все хватается и все хочет подмять под себя. Но и
ломоносовские доброжелатели часто недоумевали: не слишком ли, мол. широк
размах-то?.. Главного своего доброжелателя, И. И. Шувалова, Ломоносов
успокаивал: "Я всепокорнейше прошу ваше превосходительство в том быть
обнадежену, что я все свои силы употреблю, чтобы те, которые мне от усердия
велят быть предосторожну, были бы обо мне беспечальны, а те, которые обо мне
из недоброхотной зависти толкуют, посрамлены бы в своем неправом мнении были
и знать бы научились, что они своим аршином чужих сил морить не должны, и
помнили б, что музы не такие девки, которых всегда изнасильничать можно. Оне
кого хотят, того и полюбят".
Е. А. Боратынский, который хотел написать книгу о Ломоносове, много
размышлял над смыслом таланта и пришел к такому выводу: "Совершим с
твердостию наш жизненный подвиг. Дарование есть поручение, должно исполнить
его, несмотря ни на какие препятствия". Мало в ком облагораживающее,
возвышающее воздействие дара на самого носителя его, равно как и благородное
чувство ответственности перед своим даром, проявлялось так "постоянно и
непревратно", как в Ломоносове. Он понимал: надо быть на уровне дарованного,
а не применять то, что дано свыше, к сиюминутным своим потребностям, не
унижать дар до людских прихотей, но себя и людей поднимать к нему.
Вот почему никто из современников Ломоносова не был так же спокойно и
твердо, как он, уверен в своем высоком и грандиозном предназначении. Как уже
говорилось, среди них были люди талантливые, энциклопедически образованные,