"Василий Алексеевич Лебедев. Искупление (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

умильней очерствевшей в страданиях душе его. Он знал, что там, на том
берегу, начиналась Русь - его земля, истерзанная, но живая. И пусть
неведомо было ему, что эта притененная кустарником река - Красивая Меча, а
земля за ней - вовсе не Ряс-ское поле, шагнувшее за Переяславль-Рязанский
навстречу ордынским просторам, - чуял он, что осталось совсем немного -
день или два пути - и он услышит родимую речь.
Минувшим днем он измаялся, пока огибал две кочующие в этих местах
семьи - два аила. Сначала он увидел одну войлочную ставку на телеге, а
немного после нежданно показалась еще одна, уже побогаче: телегу тянули
шесть быков, а вокруг теснилось стадо кобыл, баранов и волов. Дыма не было
видно в течение всего дня, а это подсказывало опытному полонянику, что аилы
не стоят на месте, они в движении. Он опасался их, пробираясь лощинами, но
под вечер пошли перелески, они прикрыли Елизара от пронзительного ока
кочевников, только сердце оставалось неспокойно, пока разодранные онучи еще
ступали по ордынской земле.
"Обесстрашилась татарва", - сокрушенно думал Елизар. И впрямь: меж
перелесков, коих они опасались издавна, под самым боком у русских дубрав и
бескрайних пущ режут колесами землю их тяжелые телеги, щурится кочевник на
полунощную сторону, на Москву..,
Оставаться на ночь по эту сторону не хотелось, ночлегу тут противилось
все существо беглеца-полоняника, да и то сказать: к чему испытывать судьбу?
Вот уж одиннадцатое лето наступает, как повязали его, еще молодого, и на
аркане повели за широкой повозкой в полон. Помнится, твердили мужики, что и
набег-то был пустяшный: какой-то царек татарский переплыл Волгу с полком
своим, просочился отай, по-волчьи, в окраинные земли, а Елизару - надо было
так лечь судьбе! - приспичило выехать с обозом из Москвы на
Переяславль-Рязанскнй торговать пенькой. В Рязани товар не пошел, как
надеялись, - шатки оказались цены, и все книзу гнули рязанцы, будто
сговорились, вот тогда-то и помыслили мужики тронуться для начала по
Рясскому полю, объезжая редкие порубежные деревни, потом повернуть на
солновсход, заваливая понемногу на полу-ношную сторону, к Мурому, а уж
оттуда - метили торговцы - домой на Москву по Володимерской дороге.
Думали-гадали уложиться в три недели, а вышло - на одиннадцать лет. Длинен
для Елизара оказался тот веревочный кончик, а для многих и вовсе стал
бесконечным... В новой ордынской столице. Сарае Берке, продали его -
татарин татарину, а через год спустили вниз по Волге-реке до древней их
столицы - Сарая Бату, что доцветает у самого моря, вся в рыбьем плеске, во
птичьем гаме, где дремлют среди запущенных садов полуразрушенные дворцы
старых ханов - хранят предания золотого Батыева века... Четыре года с
лишком мыкался Елизар в черных рабах, потом приметили в нем дедовскую
хватку кузнеца - стал бронником, а на пятом году открылось в нем претонкое
уменье ладить с серебром, и тогда стал серьги лить, браслеты, колтки,
плечья, рукоятки для кинжалов и всякие безделицы на утеху огрузневшему
ханству. Стали кормить и одевать лучше. Пускали ходить по городу, вот
тогда-то и надумал он бежать, но не суждено было: продали его в Персию за
четыре лихих скакуна. В непривычных местах стал похварывать Елизар, а во
персидском жарком голокамье и вовсе занемог. Быть бы ему зарыту вдали от
православных церквей и часовен, да жалко, видать, стало новым хозяевам
убытка такого - повезли его в Тебриз-город, что у самого моря стоит, при
горах, там ветры повольней, там русские купцы талдонят с татарами, персами,