"Эдвин Лефевр. Воспоминания биржевого спекулянта (1923) " - читать интересную книгу автора

Все произошло настолько быстро, что Дейв даже не успел объявить цену.
Теперь, естественно, контора была обязана закрыть мои акции по последней
котировке. Дейв, как тут выяснилось, выкрикивал еще раз сто три доллара.
По моим вычислениям, сахарные как раз в этот момент должны были пробить
границу сто три пункта. Но механизм работал как-то неправильно. У меня было
чувство, что прямо рядом со мной западня. Телеграфный аппарат начал
стрекотать как бешеный, и я заметил, что Том Бурнхем, клерк, так и не
отметил цену в моих квитанциях и прислушивался к новым котировкам, как если
бы ждал чего-то определенного. Поэтому я заорал на него:
- Эй, Том, какого дьявола ты ждешь? Поставь цену на этих квитанциях -
сто три! И поживее!
Все, кто был в помещении, повернулись на мои крики и начали выяснять,
что случилось, потому что, видите ли, "Космополитен" никогда не мошенничала,
слухов о ней никаких не было, но всегда есть опасность, как в банке, что
публика начнет изымать свои деньги у брокеров. Если один из клиентов
заподозрил что-то неладное, остальные начнут ему подражать. Поэтому Том
угрюмо взглянул на меня, но взялся за дело, поставил на квитанциях: "Закрыто
по 103" - и выложил все семь передо мной. У него было определенно кислое
лицо.
От конторки Тома до будки кассира было, скажем, не более трех метров.
Но я еще не успел добраться до кассы, чтобы получить свои деньги, когда от
телеграфного аппарата послышался взволнованный вопль Дейва Уимена:
- Черт возьми! Сахарные - сто восемь!
Но было уже поздно; я рассмеялся и крикнул Тому:
- В этот раз трюк не удался, старина?
Кто-то, естественно, потрудился, чтобы поднять цену. Мы с Генри
Уильямсом продавали без покрытия шесть тысяч акций. В конторе лежала маржа
моя и Генри, а может, и еще чья-нибудь, так что в офисе, вполне возможно,
были выставлены на продажу без покрытия восемь или десять тысяч сахарных
акций. Маржа по ним могла составлять около двадцати тысяч долларов. Этого
достаточно, чтобы заплатить конторе, чтобы та сыграла в наперсток на
Нью-Йоркской фондовой бирже и обобрала нас дочиста. В те времена было
обычным, что, когда брокерская контора обнаруживала, что слишком многие из
ее клиентов играют на повышение каких-либо акций, она платила кому-нибудь,
чтобы тот добился достаточно сильного снижения котировок на эти акции и
помог им обуть клиентов. Сама контора при этом теряла по дюжине пунктов на
нескольких сотнях акций, но при этом она делала тысячи долларов.
Именно это сделала "Космополитен", чтобы достать меня, Генри Уильямса и
всех остальных, кто играл на понижение сахарных акций. Их брокеры в
Нью-Йорке подняли цену до 108. После этого цена, естественно, сразу упала,
но Генри и многие другие остались без денег. Если в те времена на бирже
происходил необъяснимый скачок цен, сразу вслед за которым они опять
выравнивались, газеты писали, что это "работа игорных домов".
А самым забавным было то, что не прошло и десяти дней после того, как
эти ребята попытались меня выпотрошить, как нью-йоркский делец выставил их
самих больше чем на семьдесят тысяч долларов. Этот человек, который в то
время был членом Нью-Йоркской фондовой биржи и одним из сильных людей этого
рынка, во время биржевой паники 1896 года (известной как "Бриановская")
прославился своей игрой на понижение. Он постоянно боролся с теми правилами
биржи, которые мешали ему достигать своего за счет коллег. Однажды он