"Гертруд фон Лефорт. Венок ангелов ("Плат Святой Вероники" #2) " - читать интересную книгу автора

свой горячий завтрак. Она в ту же минуту позабыла о моем завтраке, и мы
расстались довольные друг другом.
Когда я вернулась домой, Зайдэ, сразу же заметив, что на мне платье для
визитов, поинтересовалась, где я была. Поскольку я, по обыкновению,
отмалчивалась, когда речь шла об Энцио, то теперь я, как и собиралась,
решила воспользоваться случаем, чтобы выказать ей больше доверия. Я
рассказала ей о посещении матери Энцио, умолчав лишь о плане женитьбы,
который, как мне казалось, мог бы выставить Госпожу Облако в смешном виде.
Однако Зайдэ, как выяснилось, уже была знакома с этим планом. Когда я
закончила свой рассказ, она ласково взглянула на меня и спросила:
- Ну, а как обстоит дело с богатой невестой для Энцио? Вы заключили с
матушкой Энцио союз во имя блага вашего друга?
Я против воли рассмеялась, но ничего не ответила, как бы исполнив своим
молчанием некий маленький долг по отношению к матери Энцио. Зайдэ тоже
рассмеялась и сказала, что намерена основать другой, конкурирующий союз во
имя блага Энцио, поскольку она, как ей кажется, лучше, чем его мать, знает,
в чем именно заключается это благо. Согласна ли я с этим? Я с этим была не
согласна, ибо хотя наш разговор лишний раз доказывал, что Энцио состоял с
Зайдэ в доверительных отношениях, мне все же постоянно казалось, что сам он
горько раскаивается в этой доверительности, что его отношения с ней вообще
отмечены какой-то странной неопределенностью. Когда я однажды вновь задала
ему вопрос, почему ее, собственно, называют Зайдэ, ведь не может же это в
самом деле объясняться лишь ее элегантным нарядом, он кратко ответил:
- А у нее все - лишь элегантный наряд.
К тому же я заметила, что он очень сдержан с ней, когда заходит за мной
по дороге в университет. Это она велела ему заходить за мной, и она же по
какой-то необъяснимой для меня причине считала своим долгом каждый раз перед
нашим уходом напомнить ему о том, что он должен заботиться обо мне
по-рыцарски, потому что я несовременная девушка, желающая сама проложить
себе дорогу в жизни, - подобные проявления заботы обо мне всегда выводили
меня из равновесия. Я совсем не считала себя беспомощной, да и Энцио
раздражало то, что ему напоминали о роли, которую он уже взял на себя
добровольно. А он в эти дни и в самом деле без устали занимался моими
делами: ходил за меня в секретариат, улаживал разные формальности, связанные
с зачислением, изучал вместе со мной перечень лекций, занимал места в
аудиториях, писал вместе со мной конспекты, пока я еще не привыкла к
скорописи, - он даже специально для этого ходил со мной на лекции, которые
ему самому были совершенно не нужны. Занятый своей диссертацией, он уже
больше не посещал никаких занятий, кроме четырехчасовых лекций моего
опекуна. Одним словом, он вел себя по отношению ко мне как добрый,
заботливый и участливый брат, иногда, правда, как верная, но кусачая
сторожевая собака, бросающаяся на всякого, кто, по ее мнению, недостаточно
или, напротив, чересчур любезен со мной. Последних он не любил еще больше,
чем первых, мне приходилось, например, постоянно заботиться о том, чтобы в
гардеробе кто-нибудь не успел помочь мне надеть пальто, - для него это было
чуть ли не оскорблением. Исключение составлял лишь Староссов, тот бывший
офицер, который в первый вечер так упорно противоречил моему опекуну: ему
дозволялось разговаривать со мной и даже подавать мне пальто.
- Мы с ним старые фронтовые товарищи, - пояснил Энцио, - а это нечто
вроде кровного братства. В сущности, мы с ним так и остались отвоевавшими