"Фриц Лейбер. Ведьма" - читать интересную книгу автора

- Что происходит? - пробормотал он, заметив, что Норман смотрит на
него. - Вы не сказали мне, что ждете жену. А она выглядит так, словно одетая
искупалась в бухте. Мы не хотим, чтобы про нашу гостиницу пошла дурная
слава...
- Все в порядке, - проговорил Норман, сознательно отдаляя тот миг,
когда ему придется взглянуть в лицо Тэнси. - Извините, что забыл
предупредить вас. Давайте мне сумку. , - В прошлом году у нас случилось
самоубийство, - портье, похоже, не сознавал, что размышляет вслух, - с нас
вполне хватит.
Наконец он стряхнул с себя оцепенение, попятился, спустившись на
несколько ступенек, поставил саквояж, повернулся и чуть ли не бегом сбежал
по лестнице.
Норман неохотно перевел взгляд на Тэнси.
Лицо ее было бледным, очень бледным и лишенным всякого выражения. Губы
имели синеватый оттенок, волосы прилипли к щекам, густая прядь, ниспадая на
лоб, полностью скрывала один глаз, а другой взирал тускло и безжизненно.
Руки безвольно свисали вдоль тела.
С подола платья капала на пол вода.
Губы разошлись. Голос напоминал монотонное журчание воды.
- Ты опоздал. Опоздал на минуту.


Глава 15

Они возвращались к этому вопросу уже в третий раз.
Норман начал раздражаться. Ему чудилось, будто он преследует робота,
который движется по кругу, ступая на одни и те же стебли травы.
Уверенный, что снова ничего не добьется, он тем не менее спросил:
- Но как ты можешь потерять сознание и одновременно понимать, что ты
его потеряла? Если твой мозг пуст, каким образом ты догадываешься о его
пустоте?
Стрелки на его часах подползали к трем утра. В сумрачном гостиничном
номере как-то по-особенному остро ощущались ночные холод и хворь. Тэнси в
купальном халате Нормана и меховых тапочках сидела в кресле; голова ее
обернута была полотенцем, а на коленях лежало одеяло. Раньше в подобном
наряде она выглядела бы маленькой, но чрезвычайно привлекательной девочкой,
но это раньше. Если размотать полотенце, под ним окажется череп с дыркой,
через которую извлекли мозг, - именно такое чувство испытывал Норман, когда
ему за разговором случалось взглянуть в глаза жены.
- Я ничего не знаю, - сорвалось с бледных губ. - Я только говорю. Мою
душу забрали. - Голос принадлежит не ей, а телу.
Да, подумалось Норману, и тон этого голоса нельзя назвать даже
наставительным: уж слишком он бесцветен.
Слова произносились размеренно, с одинаковой интонацией, походили друг
на друга как две капли воды и напоминали монотонный шум какого-нибудь
агрегата.
Меньше всего на свете Норману хотелось приставать с расспросами к этой
карикатуре на человека, но он чувствовал, что должен любой ценой вызвать
хоть какой-то отклик на застывшем, словно маска, лице, должен найти зацепку,
от которой мог бы оттолкнуться в рассуждениях его собственный мозг.