"Фриц Лейбер. Бум-пампампам-бим-бам-бом" - читать интересную книгу автора

правым плечом и - с размаху опустит вниз. Шлеп! Звук получится такой, словно
щелкнули кнутом, и огромное пятно краски расползется по белоснежному холсту.
Пятна лягут на полотно одно за другим, образуя случайный, произвольный,
спорадический и, следовательно, абсолютно свободный узор, который призван
стать основой будущего рисунка, а также определить форму и ритм множества
последующих шлепков и, может быть, даже прикосновений кисти к холсту.
Услышав, что шаги Саймона Гру участились, Норман Сейлор поднял голову -
причем безо всякой задней мысли. Разумеется, он был хорошо осведомлен о
привычке Саймона забрызгивать краской не только полотно, но и всех
присутствующих. Именно поэтому на нем был потертый твидовый костюм, который
он носил в бытность спортивным инструктором, выцветшая рубашка и старые
теннисные туфли. Шляпу Норман предусмотрительно положил так, чтобы за ней не
пришлось далеко тянуться. Кресло его, равно как и кресла четырех других
интеллектуалов, придвинуто было к стене, ибо холст, над которым трудился
Саймон, был велик даже по собственным меркам художника.
Расхаживая по подмостям, Саймон Гру испытывал радостное возбуждение,
доступное лишь тому, кто творит в свободной манере Василия Кандинского,
Роберта Мазервелла и Джексона Поллока*. В добрых двадцати футах под ним
распростерся выбеленный на совесть, до блеска, холст. В подобные моменты
Саймон частенько думал о том, как хорошо, что раз в неделю к нему в студию
приходят друзья. Когда с тобою рядом пятеро могучих умов, атмосфера студии
прямо-таки насыщается флюидами интеллектуальности. Саймон счастлив был
слышать ритмическое постукивание Толли, неразборчивое бормотание Лафкадио и
Лестера, бульканье виски в бутылке, что была в руках у Гориеса; он счастлив
был наблюдать за клубами табачного дыма из трубки Нормана. В ожидании
поцелуя Вселенной все его существо превратилось в чистую табличку.
______________
* Крупнейшие художники-авангардисты.

Между тем приближался миг, когда вырвутся на свободу все молекулы
материального мира и импульсы коллективного бессознательного.
Барабаня по своей африканской деревяшке, Толли Б.Вашингтон испытывал
нечто вроде дурного предчувствия. Одним из его предков в седьмом колене был
дагомейский шаман; кстати, шаман у них в Африке - то же, что у нас
интеллектуал со склонностью к искусству и психоанализу. Так вот, если верить
тщательно оберегаемой от посторонних семейной легенде, этот самый
прапрапрапрапрадед Толли узнал где-то дикарское заклинание, способное
"обуздать" весь мир; однако он бесследно исчез, прежде чем сумел
воспользоваться заклинанием или передать его потомкам. Толли не без скепсиса
относился к разговорам о колдовских способностях дикарей, но время от
времени, особенно подыскивая новую мелодию, все же задумывался с легким
сожалением о постигшей его семейство утрате. Так и теперь: сожаление,
возникшее из предчувствия, охватило его, и мозг Толли словно последовал
примеру существа Саймона.
Настал миг высвобождения.
Схватив кисть, Саймон окунул ее в банку с черной краской. Обычно он
использовал черный цвет для завершающего мазка, если использовал вообще, но
сейчас ему почему-то захотелось пойти наперекор себе.
Руки Толли внезапно взметнулись в воздух; кисти бессильно поникли,
словно у марионетки. Наступила драматическая пауза. А потом его пальцы