"Станислав Лем. Проказы короля Балериона (Фантастическая сказка)" - читать интересную книгу автора

полицейский участок, таким образом попадет в наши руки аппарат, и Трурль
сможет вернуться в собственное тело!"
Однако его даже и не впустили во дворец, когда он туда направился.
Король, сказали ему в караульне дворцовой, спит крепко благодаря тому, что
лекари применили средства электронного успокоения и подкрепления; сон этот
продлится не менее сорока восьми часов.
"Этого только не хватало!" -- в отчаянии подумал Клапауциус и пошел в
больницу, где пребывало Трурлево тело, ибо опасался, чтобы, выписавшись
досрочно, не исчезло оно в лабиринтах большого города. Представился он там
как родич потерпевшего - имя матроса ему удалось вычитать в истории болезни.
Узнал Клапауциус, что ничего серьезного с матросом не случилось, нога у него
была не сломана, а лишь вывихнута, однако же несколько дней не сможет он
покинуть больничной постели. Видеться с матросом Клапауциус, разумеется, не
стремился, поскольку имело бы это лишь одно последствие: обнаружилось бы,
что они с потерпевшим вовсе не знакомы.
Удостоверившись в том, что тело Трурля не сбежит внезапно, вышел
Клапауциус из больницы и начал блуждать по улицам, погрузившись в
напряженные размышления. И не заметил он, как в этих блужданиях приблизился
к порту, а тут увидал, что кругом так и толкутся полицейские и испытующе
заглядывают в лицо каждому прохожему, сверяя черты его облика с тем, что
записано у них в служебных блокнотах. Сразу понял Клапауциус, что это штучки
Балериона, который настойчиво разыскивает его. В тот же миг обратился к нему
ближайший караульный; дорога к отступлению была отрезана, ибо из-за угла
вышли еще два стражника. Тогда с совершенным спокойствием сам отдался
Клапауциус в руки полицейских и сказал, что одного лишь добивается -- чтобы
привели его к своему начальнику, поскольку должен он немедля дать
чрезвычайно важные показания о некоем ужасном злодеянии. Тут же его окружили
и кандалы надели, но, на счастье, не сковали обеих рук, а лишь его десницу к
шуйце стражника приторочили.
В участке полицейском Балерион-комендант встретил скованного
Клапауциуса, удовлетворенно ворча и злорадно подмигивая маленькими глазками,
конструктор же еще с порога возопил, всячески стараясь изменить свою речь на
чужеземный манер:
-- Господина начальника! Ваша благородия полицейская! Моя хватать, что
я Клапауциус, но нет, моя не знать никакая Клапауциус! Но, может быть, это
такая нехорошая, она боднуть-пихнуть моя рогами на улице, и моя-твоя чудо
быть, наша-ваша и моя терять телесность, и теперь душевность от моя, а
телесность быть от не моя, моя не знать как, но та рогач убежать
быстро-быстро! Ваша великая полицейскость! Спасите!
И с этими словами пал хитрый Клапауциус на колени, гремя кандалами и
болтая быстро и неустанно на том же ломаном языке. Балерион же, в мундире с
эполетами за столом стоя, слушал и моргал, слегка ошеломленный; вглядывался
он в коленопреклоненного, и видно было, что уж почти поверил ему, ибо
Клапауциус по дороге к участку вдавливал пальцы свободной левой руки в лоб,
чтобы получились там две вмятины, подобные тем, какие оставляют рога
аппарата. Приказал Балерион расковать Клапауциуса, выгнал всех своих
подчиненных, а когда остались они с глазу на глаз, велел Клапауциусу
подробно рассказать, как было дело.
Клапауциус сочинил длинную историю о том, как он, богатый чужеземец,
лишь сегодня утром причалил к пристани, везя на своем корабле двести