"Станислав Лем. Кибериада (Авт.сб. "Непобедимый. Кибериада")" - читать интересную книгу автора

с самого начала, так как получилось у него, будто Авель убил Каина, а не
Каин Авеля (перегорел предохранитель в одном из контуров), в другом же
случае возвратиться следовало всего на триста миллионов лет назад, в
среднюю мезозойскую эру, так как вместо прарыбы, которая родила праящера,
который родил прамлекопитающего, который родил обезьяну, которая родила
праочкарика, получилось нечто настолько странное, что вместо очкарика
вышел у него фонарик. Кажется, муха залетела в машину и испортила
суперскопический переключатель причинности. Не считая этого, все шло как
по маслу, просто на удивление. Смоделированы были средневековье, и
древность, и эпоха великих революций, так что машину порой бросало в
дрожь, а лампы, моделирующие наиболее важные успехи цивилизации,
приходилось поливать водой и обкладывать мокрыми тряпками, чтобы прогресс,
моделируемый в таком бешеном темпе, не разнес их вдребезги. Под конец
двадцатого века машина вдруг начала вибрировать наискось, а потом
затряслась вдоль - и все неизвестно почему. Трурль весьма этим огорчился и
даже приготовил немного цемента и скрепы на тот случай, если вдруг она
станет разваливаться. К счастью, обошлось без этих крайних мер; перевалив
за двадцатый век, машина помчалась дальше без задоринок. Тут пошли
наконец, каждая по пятьдесят тысяч лет, цивилизации абсолютно разумных
существ, которые породили и самого Трурля, и катушки смоделированного
исторического процесса так и летели в приемник одна за другой, и было этих
катушек столько, что если забраться на верхотуру и посмотреть в бинокль -
просто конца не было этим отвалам; а ведь все только для того, чтобы
построить какого-то там виршеплета, пусть даже и самого распрекрасного!
Таковы уж последствия научного азарта. Наконец программы были готовы;
оставалось выбрать из них самое существенное, ибо в противном случае
обучение электропоэта затянулось бы на много миллионов лет.
Две недели подряд вводил Трурль в своего будущего электропоэта общие
программы; потом наступила настройка логических, эмоциональных и
семантических контуров. Уже было собрался он пригласить Клапауциуса на
пробное испытание, но раздумал и сначала пустил машину в одиночку. Та
немедля прочла доклад о полировке кристаллографических шлифов для вводного
курса малых магнитных аномалий. Пришлось ослабить логические контуры и
усилить эмоциональные; прежде всего машину одолел приступ икоты, затем
припадок истерии, наконец она с большим трудом пробормотала, что жизнь
ужасна. Он усилил семантику и смастерил приставку воли; тогда она заявила,
что отныне он должен ей подчиняться, и приказала достроить ей еще шесть
этажей к девяти имеющимся, чтобы она могла на досуге поразмыслить о
сущности бытия. Вставил он ей философский глушитель; после этого она
вообще перестала откликаться и только ударяла током. Умолял он ее, умолял
и смог уговорить лишь спеть короткую песенку "Жили-были дед да баба, ели
кашу с молоком", на чем ее вокальные упражнения кончились. Тогда начал он
ее прикручивать, глушить, усилять, ослаблять, регулировать, пока не решил,
что все в лучшем виде. Тут и угостила она его такими стихами, что
возблагодарил он великое небо за прозорливость: то-то бы потешился
Клапауциус, заслышав эти занудливые вирши, ради которых пришлось
промоделировать все возникновение Космоса и всех возможных цивилизаций!
Вставил он ей шесть противографоманских фильтров, но они вспыхивали, как
спички; пришлось изготовить их из корундовой стали. Тут понемногу стало у
него налаживаться; он дал машине полную семантическую развертку, подключил