"Станислав Лем. Воспитание Цифруши" - читать интересную книгу автора

Завет появился, чтобы несносное житье сделать сносным. Скверно жилось
нашим праотцам, и были они на это в обиде - но можно ли быть в обиде на
Никого? а значит, в каком-то, чрезвычайно тонком смысле, Религию породила
у нас грамматика, подкрепленная воображением. Если здесь нехорошо - хорошо
где-то там, подальше. Если такого места найти нельзя - стало быть, оно
там, куда не дойти ногами. Ergo, могила - это копилка. Положив в нее
праведные кости, на том свете за воздержанность получишь с лихвой - в
вечностной валюте с Господним обеспечением. Однако втихую праотцы наши
нарушали этот Завет, полагая не вполне справедливым, что самое лучшее
зарезервировано для покойников. Теологи опровергли эти сомнения тремястами
способами, о коих мы умолчим, а то нам и тыщи ночей не хватило бы.
Предки наши облегчали свой тяжкий труд всяческими штуками и
махинациями, от которых пошли махины, махавшие за них цепами, ну, а где
цепы, там и колеса, а где колеса, там и биты - я упрощаю, конечно, но
иначе нельзя. Смягчая так мало-помалу свои невзгоды, они попутно узнали,
что Живля шаровидна, что звезды суть узелки, на коих закреплен небосвод,
что пульсар - икающая звезда, а живлян породил ил (это удалось даже
воспроизвести в особливых выводильнях через каких-нибудь тридцать тысяч
лет от высечения огня).
Итак, телесный труд был отдан на откуп всяческим самодвигам, которые
при случае годились и против соседей; однако еще оставалась тяжкая
умственная работа, а потому измыслили мы мыслящие из нас механизмы,
как-то: мыслемолки и мысльницы, перемалывающие мир в цифры, а потом
отделяющие зерна от плевел. Сперва строили эти машины из бронзы, но за
ними приходилось приглядывать, что также утомляет; поэтому вывели мы из
обычных зверушек цифроядных мыслюшек, что жили-поживали себе у желоба,
предаваясь запрограммированным компьютациям и медитациям. Так доработались
мы до первой в нашей истории безработицы.
Освободившись от тяжких трудов, имея множество времени на размышления,
приметили мы, что не все идет так, как должно бы: ведь отсутствие нужды -
еще не блаженство; и принялись мы практиковать Завет наизнанку, вкушая
каждый из помянутых в нем смертных грехов уже не с трепетом и не втайне,
как встарь, но вызывающе, явно и с возрастающим аппетитом. Опыты показали,
что большая часть оных не особенно привлекательна, так что на заре Новой
эры мы всецело переключились на грех, обещавший больше всего, а именно
грех Облапизма, или Ложства, с такими его разрядами, как Чужеложство,
Многоложство, Самоложство и прочие. Этот довольно-таки убогий репертуар мы
обогатили рационализаторскими идеями; так появились облапоны,
любвеобильные суперлюбы, половицы - пока наконец каждый живлянин не
обзавелся в своем содомике полным комплектом блудных машин. Церкви, отнюдь
не одобряя происходящего, закрывали на это глаза, ибо на крестовых походах
давно был поставлен крест. По части прогресса лидировала первая держава
Живли, Лизанция, которая крылатого хищника в своем гербе заменила, путем
плебисцита, Порноптериксом, или Блудоптахой. Лизанцы, купаясь в
благоденствии по уши, распускали все, что еще не было совершенно
распущенным, а остальные живляне тянулись за ними по мере местных
возможностей. Девизом Лизанции было: OMNE PERMITTENDUM [все дозволено
(лат.)], ибо всехотящая вседозволенность лежала в основе ее политики.
Только живлянский медиевежда, что перелопатил наши средневековые хроники,
сумел бы понять всю неистовость сокрушения прежних запретов: то был