"Паскаль Лене. Последняя любовь Казановы " - читать интересную книгу автора

образом, уже несколько толстых томов. К тому же, будучи определенно
единственным здесь человеком, вполне освоившим алфавит, я же остаюсь и их
единственным читателем. Когда пробьет мой час, я сожгу эти бумаги, ибо
история моей жизни отображена в них слишком правдиво, и некоторые из моих
персонажей слишком легко себя узнают или, что еще хуже, сочтут за пасквиль.
Женщины, как вы догадываетесь, составляют основу этого в некотором роде
романа. Они вносят в него особое, присущее лишь им очарование. Единственным
моим талантом было умение любить их. Принцессы и шлюхи, все женское сословие
в совокупности было моим добрым и злым гением, всякий раз новым и
неизменным, ибо частенько мне случалось обнаруживать в шлюхе принцессу, а в
принцессе - шлюху.
Так получилось, что я отдаю предпочтение обществу женщин из моего
прошлого. Мне не нужны иные собеседники, кроме этих прелестных призраков. В
своих воспоминаниях я словно вновь обретаю нашу общую молодость. Я не в
силах одарить вечной жизнью даже тех из них, кто этого заслуживает, зато,
покуда я жив, они будут оставаться прелестными и обольстительными.
Отдаваясь, они всякий раз дарили мне новую жизнь, так что, удерживая в
памяти их прелести и ласки, я навсегда останусь их должником.
Поэтому разрешите, мадам, воздержаться от искушения познакомиться с
Вами: принимая Вас здесь, я нарушу слово, данное всем тем, кого никогда не
переставал любить, даже если держал их в своих объятиях всего одну ночь или
мгновение.
И поскольку, возвращаясь в Прагу, Вы все же будете проезжать через
Богемские горы, я настоятельно советую Вам не останавливаться в замке Дукс,
где я влачу свое одинокое существование, а задержаться в Теплице, где Вы
найдете многолюдное и приятное общество.
Ваш смиреннейший и покорнейший слуга Жак Казанова де Сейналь
17 мая 1797 года.

Запечатав письмо, Казанова некоторое время стоял, глядя в окно на
высокие кроны деревьев, слегка волнуемые легким ветерком. Он колебался,
можно ли доверить пакет Шреттеру, не без основания подозревая, что этот
негодяй вполне способен использовать его, чтобы раскурить свою трубку. Вот
уже в течение десяти лет несчастный библиотекарь вынужден был сносить
ежедневные оскорбления напыщенно важного, отвратительного человека из свиты
графа Вальдштейна, вся служба которого состояла в опустошении хозяйского
винного погреба и перекладывании графских денег в свой кошелек. В конце
концов Казанова решил, что гораздо лучше, если он сам отнесет письмо на
постоялый двор, куда каждый день заворачивает почтовая карета, чтобы сменить
лошадей.
Он был вполне доволен своим ответом этой мадам де Фонсколомб и,
одеваясь, с удовольствием повторял про себя наиболее удавшиеся пассажи.
Разумеется, он не собирался удовлетворять любопытство этой особы,
настаивавшей на своем визите и, по всей видимости, надеявшейся заставить его
в сотый раз рассказывать о побеге из Пломб.* Казанова уже не вызывал, как
когда-то, пылкую страсть, но по-прежнему привлекал женское любопытство,
словно один из редких образчиков распространенного здесь старинного
искусства барокко, украшения и стиль которого безнадежно устарели и вызывали
лишь улыбку.
______________