"Владимир Ленский. Проклятие сумерек ("Эльфийская кровь" #4) " - читать интересную книгу автора

желанную игрушку и вручить ему.
И при том никто из окружающих даже не догадывался об истинном
отношении Горэм к девочке. Безукоризненная нянька, ухоженные дети. И
пожаловаться некому. Отец-регент и эльфийка-мать недосягаемы, придворные
вежливы, но и только; что до слуг, то им решительно запрещали вступать в
беседы с Эскивой. Во дворце ее сторонились, держались с ней почтительно и
отчужденно: ведь она считалась королевой и должна была по достижении
совершеннолетия занять трон.
Эскива не помнила, когда и каким образом ей стало об этом известно.
Наверное, о ее королевском титуле говорили еще возле колыбели
новорожденной. И потом эти разговоры не прекращались, так что девочка росла
под них, как другие дети растут под пение воды у мельничного колеса, под
стук материнской прялки или мычание коровы в хлеву.
Худенькая, верткая, похожая на ящерку, с золотистой кожей и блестящими
зелеными глазами, эта девочка никогда не была принцессой. Сразу -
королевой, с того первого мгновения, как мать увидела ее в руках повитухи и
засмеялась.
Эскиве полагалось иметь собственный двор, так что у нее имелись
придворные дамы - девочки на несколько лет старше маленькой королевы.
Считалось, что они развлекают ее и угождают ей; но на самом деле ни одна
так и не стала ей близка.
В отличие от сестры Гайфье никогда не упоминался в связи с королевским
троном. Он не считался наследником и даже не носил титула. К нему
обращались просто по имени.
Гайфье походил на отца куда больше, чем Эскива. И кожа у него гораздо
светлее, чем у сестры. Общим у детей были только разрез глаз да еще
диковатые манеры.
Мать... Всегда свежая, оживленная, с пылающим взором и сладкими
губами, Уида стремительно влетала в залы, и сразу же цветы принимались
благоухать, а огоньки свечей и лампад делались особенно яркими, очевидно
претендуя на родство с фейерверками.
Горэм церемонно присела в поклоне и оставалась в таком положении до
тех пор, пока Уида не вспомнила о ней и не кивнула, чтобы поднималась.
- Ну, как дети? - рассеянно спросила Уида, оглядываясь по сторонам.
На супруге регента было шумное шелковое платье с широким золотым
поясом под самой грудью; оно оставляло открытыми смуглые, почти черные руки
и имело очень низкий вырез.
- Ее величество читала, затем занималась рисованием, - доложила Горэм,
чуть поджимая губы после каждого слова. - Гайфье играл с собаками и брал
урок фехтования.
- А, - сказала Уида и снова огляделась, словно искала кого-то.
Не детей: оба находились тут же, приведенные на погляд. Горэм знала,
кого высматривает Уида. Своего мужа, регента Талиессина. Они женаты больше
тринадцати лет и до сих пор ведут себя как влюбленные юнцы.
Словно желая подтвердить правильность нянькиной догадки, Уида с
деланным безразличием спросила:
- А что регент - не здесь?
- Нет, госпожа, - ответила Горэм и снова присела в поклоне.
Уида глянула на нее с мимолетным раздражением. В который раз уже
подумала: "Не нравится мне эта приторная особа". И опять эта мысль