"Алексей Леонтьев. Белая земля " - читать интересную книгу автора

Хочу тут же опуститься на снег, но капитан куда-то еще тянет меня. С
подветренной стороны невысокого холма он быстро разбрасывает мягкий снег. Я
машинально помогаю ему. Мы опускаемся в отрытую яму. Здесь тихо. Метель
проносится сверху. Дигирнес чем-то шуршит в темноте и сует мне остро
пахнущую щепотку трубочного табака.
- Пожуйте, это заглушит голод...
Я предпочитаю закурить. Дигирнес не без колебаний отрывает чертвертушку
чистой страницы судового журнала. Закурив, чувствую себя вполне сносно.
Только очень стынут ноги. Но Дигирнес знает, как помочь и этому. Он снимает
свою куртку и накидывает ее, не надевая в рукава. Мне он предлагает сделать
то же самое. Застегиваем все пуговицы на груди и засовываем ноги за спину
друг другу. Получается, что мы лежим "валетом" в спальном мешке. Мои ноги
согреваются у спины Дигирнеса.
- Спите... - говорит он. - Надо спать... Завтра...
Конца фразы я уже не слышу...


8

Проснувшись, я никак не могу сообразить, где нахожусь. Сверху навис
белый снежный купол. Его намела за ночь метель. Дигирнеса рядом нет.
Я пробиваю головой потолок "пещеры".
Снова серый, пасмурный день. По-прежнему крутит вьюга. Дигирнес сидит
на корточках, что-то колдуя с картой.
Болит голова. Во рту тяжелый медный вкус. Капитан протягивает фляжку.
- Выпейте... Два глотка, не больше... Если бы у нас была пища, мы
просто переждали бы метель. А сейчас надо идти. Необходимо.
От глотка спирта тело сразу становится легким и подвижным. Только все
время приходится думать о руках. Они двигаются как-то сами по себе, слишком
резко, размашисто.
И снова нас обступает плотная стена вьюги. Когда идешь в лесу, то
держишь путь по деревьям, в поле отмечаешь расстояние вехами телеграфных
столбов, в горах отсчитываешь каждый пройденный камень, а здесь ничего,
ничего, кроме бьющего в лицо снега и бесконечной белой равнины.
"Сто сорок два, сто сорок три, сто сорок четыре..." - механически
считаю я шаги.
Я сбиваюсь, перескакиваю через целые десятки и сотни и снова продолжаю
бесконечный счет. Ни единого звука не пробивается сквозь шум вьюги. Кажется,
там за стеной метели лежит земля мертвой тишины. Лишь изредка до сознания
доходит легкий шорох шагов.
"...Четыре тысячи семьсот шестьдесят семь, четыре тысячи семьсот
шестьдесят восемь, четыре тысячи семьсот шестьдесят девять..."
И вдруг... Я останавливаюсь. Сквозь шум ветра послышался далекий
собачий лай... Нет, это наверняка померещилось. "Четыре тысячи семьсот..."
Но Дигирнес тоже останавливается и напряженно прислушивается. И снова сквозь
вьюгу явственно доносится собачий лай.
Несколько секунд мы стоим неподвижно, потом, не сговариваясь,
поворачиваем и бежим на этот звук.
Из-за пелены снега неожиданно вынырнула решетчатая радиомачта. В
стороне темнел длинный приземистый барак. Из трубы валил разгоняемый ветром